ушах. — Задумчиво рассматривая лопоухие уши, Мэроу поднёс руку и тут же перед устремлёнными на него глазами очутился ещё один камешек: на этот раз плоский.
Так продолжалось, пока все из собравшихся не получили по своему камню. Великий квах продолжал бормотать странные вещи о далёких землях и живущих там грозных магах. Он рассказывал об уходящих в небеса крепостях, о давних битвах и прекрасных владычицах древних земель. О приключениях одиноких путников, давших клятву, во что бы то ни стало отыскать и победить спящее чудовище. О туманах, наползающих с моря и губящих землю, о кострах, которыми такие туманы отгоняют. Чем громче и страшнее квах принимался живописать о различных дивах в мире, тем чаще на него поглядывали торговцы, а вместе с ними и местные жители. Когда дело дошло до Смелого Фандера и его суженой, ради которой он готов был на всё, к слушателям присоединилась добрая половина девушек. Они принимались вздыхать и перешёптываться, когда квах делал паузы. А когда вновь начинал, понижая и повышая голос, крича и шепча, замирали, устремив на него блеск глаз.
К счастью, Мэроу знал достаточно легенд и сказок. Когда-то он вычитывал всё, что доводилось раздобыть от книг магов. Та было множество старых легенд и преданий, множество поучительных историй, но ни одной карты, ни одного свитка о событиях недавних дней. Не было ничего даже о Морке — по крайней мере, Таламон такое на виду не держал — а, казалось, о Морке должно накопиться множество томов с перечислениями его ужасных деяний и деяний ему подобных.
Мэроу вскинул голову и важно прошёлся между собравшимися, задевая их полами своего плаща. Кто- то вздрогнул, и он так же царственно вернулся к дереву. Над головой в листве гулял ветер. Надо же, единственное живое дерево за столько дней, не считая тех трёх, сморщенных и грозных. Хоть, возможно, внутри всё же был сок…
— И он как ударит! — Резко наклонившись к худощавому мужчине, Мэроу заставил того упасть на спину.
Кто-то вскрикнул, кто-то недовольно хмыкнул, так или иначе, слушателей набралось немало.
В стороне Мэроу заметил завёрнутую в плащ с капюшоном фигуру. Чужестранец стоял, прислонившись к стене дома и внимательно рассматривал кваха. Задержав на нём взгляд, Мэроу отвернулся.
Вот уже и голубые сумерки стали опускаться на площадь. Вот уже и торговцы свернули свои лотки, кто из них поспешил домой, кто остался здесь же высматривая, чем закончится представление.
Не забывая вставлять в каждую историю упоминания о славном роде квахов, Мэроу приближался к своей последней повести. Там, во времена трагических событий пятой эпохи, злой маг Чёрная Борода презрел всех из-за своего могущества, но нашёлся смелый и храбрый квах, который и мага в пещере запер, и пленных освободил, и земли с тех пор были плодоносными, и скотина крепка, и…
— Да какие ж чудеса, а, какие?! — Коренастый и краснощёкий гончар поднялся со своего насиженного места и прямо посмотрел на Мэроу. — Я ещё ни одного не видел. И ты мне камни из ушей не вытягивай, то же мне — диво. Ты мне чудо покажи. О Великий Квах! — После столь насмешливой тирады многие разразились хохотом.
Насмешливые взгляды со всех сторон обратились на кваха. А тот только устало улыбнулся:
— О непочтительный! — Усталость как мигом сняло, голос кваха был исполнен гнева и праведного негодования. — Как смеешь ты упрекать род наш славный?! Какое же тебе чудо дать?
— Это вы уж сами решите, Великий, — продолжал издеваться гончар. Не долго думая, он достал дешёвую трубку из ветвей кустов дира. Вскоре струя белого дыма медленно поползла вверх. Выпустив так несколько раз дым, гончар подбоченился и так и остался стоять, с зажатой в зубах трубкой.
В окнах стали появляться отблески зажигаемого света. Потянуло готовящимся ужином. Тут же глаза кваха закатились, и он молниеносно выхватил из-под плаща длинную извилистую палку. Решившие было вскрикнуть девицы только насупились, демонстративно выражая своё недовольство.
— Иа айа иа айа и а айа и а ай… — стал бормотать квах. Вот воздел палку над головой, опустил её к земле и провёл возле своих ног линию. Вновь воздел руки, на этот раз палку он держал в одной руке — другая бестолково вращалась, выписывая кольца. Ещё один поворот, ещё… Дикий восклицания… и вот квах швыряет на землю у ног курившего плотника вялого ужа.
— Пробудись, пробудись!.. — квах выпрямился и остановился против плотника, так что уж оказался между ними.
Уж вяло поднял голову, разбуженный порывами прохладного вечернего ветра. И замер. Снова поднял голову, словно принюхиваясь да присматриваясь, повёл чёрным раздвоенным языком и медленно, медленно пополз по своим ужиным делам, оставив на площади поражённых людей да упавшую в обморок Данку, жену мясника Малорада.
Маленькая девочка бросилась наутёк вместе со своим братом. Мелькала копна рыжих волос мальчишки, в сумерках казавшаяся чёрной. Гончар продолжал изумлённо поднимать брови, в то время как другие приглушённо перешёптывались. Хрипло и несмело затянула лай собака, вскрикнула пролетающая птица. Ещё немало интересного показал Мэроу в этот вечер: он показывал как исчезает тряпка и предметы под ней, как вдруг появляются в другой руке. Как рвётся и не рвётся та же тряпка, как…
Стемнело, когда пришла пора собираться. Демонстративно оставив тряпку на земле, Мэроу принялся поправлять плащ. В то время как оставшаяся ребятня разносила новость: кваха нельзя так просто отпускать! Квах должен быть доволен! Если квах не будет доволен — жди беды! И тому подобное. Женщины и мужчины делали круглые глаза, тихий перестук голосов наполнил площадь. Некоторые всё же решались подойти к кваху и заговорить с ним, толпа редела, а кучка медных монет росла на тряпке. Очутилось там и несколько кукурузных лепёшек, один сухарь и ломоть яблочного пирога, пара сырых и варёных картофелин. Жена мясника, справившаяся с охватившим её волнением, вынесла несколько варёных яиц. Она, наверно вынесла бы и живую курицу в придачу, но тут Мэроу поспешил заверить, что щедрость её не знает границ, и Данка успокоилась, довольно вернувшись в дом.
Последней на площади осталась согбенная старушка.
— Ква-ах, — растягивая слова, он протянула сухую руку к Мэроу и схватила его за рукав, не дав отступить. — Ква-ах, с-а-амое главное — бок болит не-ету мочи. Та-ак бо-олит, что… ох. — Старушка схватилась за многострадальный бок и принялась страдальчески восклицать:
— Это т-олько ты поможешь. Это то-олько тебе под силу. Я давно жи-и-иву. Давно стра-адаю. Мене и засыпать бо-ольно и про-осыпаться, а я о-одна, некому по-омочь, защи-и-тить… — С этими словами старушка, такая древняя, что под кожей были видны кости, а лицо потонуло в прорезавших его морщинах, накрыла своими ладонями ладонь Мэроу и когда убрала руки, Мэроу увидел медяк в своих.
Некоторое время они стояли молча. Мэроу перевёл удивлённый взгляд с монеты на старческое лицо, в слабом небесном свете видны были тусклые глаза. На какой-то миг они встретились взглядами и лицо кваха тут же помрачнело.
Он подошёл к своей тряпке, поднял её и вернулся к старушке.
— Я бы хотел помочь, очень, — тихо вымолвил Мэроу голосом, лишённым всего того, что так умело использовал квах. Его руки вновь взяли тонкие руки старухи и вернули ей монету вместе с ещё несколькими такими же медяками.
Старческие глаза обратились на склонённое над ней лицо, выискивая там мрачные глаза кваха. Недоумение и обида отразилось на морщинистом лице. Когда Мэроу потянулся к тряпке, где ещё лежала и еда, медленные шаркающие шаги дали ему понять, что поздно уже что-либо говорить. Тогда он тихо вздохнул, так, будто опасался, что его могут услышать. Он поднял лицо и посмотрел в небо, но не увидел там ничего кроме беспрерывной тёмной глади.
Прикрытый пеленой густых сумерек холмистый край встретил Мэроу, когда он покинул деревню через главные ворота. Шёл он медленно, не торопясь и вяло, всматриваясь в окружающий мир.
— Хорошо ты их там, — услышав чужой грубый голос, Мэроу быстро обернулся.
В шагах пятнадцати от него стоял незнакомец с рыночной площади, весь закутанный в длинный плащ, доходивший чуть ли не до пят. В подкрадывающейся темноте глаза казались двумя чёрными провалами. Даже не видя губ, было ясно, что незнакомец усмехается. Длинные тонкие руки вынырнули из- под плаща, и сошлись на груди. Сделав ещё несколько шагов, незнакомец замер, выжидающе смотря на мальчишку, так здорово вытрясшего деньги из этих простофиль.
— Великий квах. — Злобный и довольный смех прошёлся по коже Мэроу как скрежет металла. —
