являвшегося директором Сухопутного кадетского корпуса. Эта должность обеспечивала наибольшую близость к особе великого князя, благодаря чему Мельгунов смог, по выражению Екатерины, из прислужников Шуваловых сделаться их протектором. При поддержке шуваловского клана Петр Федорович уверенно вступил на престол и удивил всех неожиданными успехами.
Короткая эпоха Петра III открывалась блестяще. В январе 1762 года английский посол Роберт Кейт замечал: «Всевозможные дела исполняются гораздо скорее, чем раньше. Император сам занимается всем, и по большинству дел он сам дает нужные приказания, однако всегда спрося мнение начальников ведомств, откуда они выходят, или сообразно с просьбами простых частных людей». Крайне нерасположенный к Петру III австрийский дипломат граф Флоремунд Клавдий Мерси-Аржанто признавал, что первые распоряжения нового императора «выполнены так умно и осмотрительно, что действительно могут снискать ему любовь и преданность всего русского народа». Академик Штелин писал: «Так как все видели, как был неутомим этот молодой монарх в самых важнейших делах, как быстро и заботливо он действовал с утра и почти целый день в первые месяцы своего правления… то возлагали великую надежду на его царствование и все вообще полюбили его». Успехи начального этапа правления Петра III не случайны: рядом с ним находились талантливые советники, а сам он имел немалые задатки государственного деятеля.
Новый император вступил на престол в том возрасте, с которым обычно связывают расцвет творческих сил мужчины, – ему было тридцать три года; до очередного дня его рождения оставалось полтора месяца. Он был неплохо, хотя и поверхностно, образован, успел получить некоторый навык в управленческих делах, имел четкие взгляды на многие вопросы государственной жизни, особенно в области внешней политики. Хорошо знавший его современник отметил ряд качеств нового монарха, важных для самодержавного правления: «Государь этот от природы был характера живого, деятелен, пылок, неутомим, вспыльчив, заносчив, неукротим». Без личного участия Петра III не обходилось ни одно государственное дело: он трудился со всей горячностью и самоотдачей творческой натуры и упоенно предавался разгулу своей вырвавшейся на свободу энергии. М.И. Семевский на основании многих источников достоверно воссоздал «рабочие часы» императора: «Куранты Петропавловского Собора пробили семь часов утра. Государь встает и с обычною ему живостью во всем, что бы он ни делал, одевается… При одевании он балагурил с своими генерал– и флигель-адъютантами, отдавал им приказания, выпивал чашку кофе и выкуривал трубку кнастера. Тут ему передавали последние новости, причем рассказы окружавших его лиц, нередко простой прислуги, наводили государя на мысль о какой-нибудь весьма важной реформе, которую он, по обыкновению, ему свойственному, и спешил привести в исполнение.
В 8 часов государь был уже в кабинете; к нему один за другим являлись… президенты разных коллегий и прочие чины, имевшие доклад у государя; докладов этих, по крайней мере в первое время, было довольно много, так как государь хотел все знать, входил во все дела… В 11 часов доклады кончались, и государь, со всеми окружающими его, спешил на Дворцовую площадь, где каждый день ждал его развод от какого-либо гвардейского полка…
Кончался развод, и государь отправлялся в Сенат, заезжал в Синод, где со времени Петра Великого, кажется, ни одного разу не был ни один из властителей, ни одна из властительниц России, посещал коллегии, появлялся в Адмиралтействе, неоднократно бывал в Монетном дворе, осматривал различные фабрики, распоряжался лично, несколько уже лет продолжавшейся постройкою Зимнего дворца – словом, Петр являл деятельность, в особенности в первые три месяца своего царствования, необыкновенную: старики, глядя на молодого государя, невольно вспоминали его неутомимого деда».
Помимо Петра I, новый император имел другой пример для подражания – Фридриха II, чей образ укреплял в нем намерение держать все бразды правления в собственных руках. Двадцатого января 1762 года Петр III упразднил Конференцию при высочайшем дворе и «предоставил себе право мгновенно, основываясь единственно на одностороннем докладе, постановлять решения». Подобный метод управления обеспечивал быстрое течение дел и мог стать весьма плодотворным, если бы самодержца не подводило отсутствие опыта, проницательности и умения предвидеть последствия своих решений. В такой ситуации многое зависело от приближенных императора, советами которых он мог пользоваться.
В первый день своего правления 25 декабря 1761 года Петр III уволил в отставку неугодного ему генерал-прокурора Сената Я.П. Шаховского и назначил на его место Александра Ивановича Глебова – близкого друга и протеже Петра Шувалова. Австрийский дипломат сообщал в Вену: «Глебов… служит, кажется, верной опорой новому государю в начале его правления. Я достоверно знаю, что великий князь во время вторичного, опасного поворота болезни императрицы ночью отправился к Глебову и просидел с ним запершись до 4-х часов утра. Его-то влиянию можно, кажется, приписать, главным образом, совершенно неожиданное кроткое, мягкое обращение императора в начале его царствования. Действительно, его величество встречает всех и каждого как нельзя более ласково, старается (начиная с камергеров) отнять у всех страх и озабоченность и дает обо всех только благоприятные отзывы… Так как подобное отношение государя, только что вступившего на престол, к своим подданным само по себе умно и полезно, то неудивительно, что оно доставляет его советнику и внушителю много славы; вот почему Глебов прослыл очень опытным и ловким человеком».
Несомненно, на Глебова пал отблеск славы его старшего друга, который в наибольшей степени руководил первыми шагами императора. Петр Иванович Шувалов в то время находился «в крайних болезнях» и уже стоял одной ногой в могиле, но не мог справиться с жаждой государственной деятельности. По его просьбе он был перенесен «на одре» из своего особняка в дом Глебова, находившийся ближе к императорскому дворцу. По свидетельству Шаховского, Петр III удостаивал умирающего сановника «величайшей милости и доверенности», непрестанно советовался с ним о государственных делах через Глебова и «персонально часто его в постеле лежащего посещал, и то день ото дня более слабостей ему причиняло». Действительно, напряженная умственная работа ускорила смерть П.И. Шувалова, последовавшую 4 января 1762 года. Неделей раньше он и его старший брат Александр Шувалов были пожалованы в генерал-фельдмаршалы. Одновременно с ними выражения «монаршей милости» удостоился Н.Ю. Трубецкой, произведенный в подполковники Преображенского полка (раньше им был сам Петр Федорович, ставший теперь полковником).
Ивану Ивановичу Шувалову Петр III вверил управление тремя военно-учебными корпусами: Сухопутным, Морским и Артиллерийским. Оставаясь при этом куратором Московского университета, он, по образному выражению С.М. Соловьева, являлся «как бы министром новорожденного русского просвещения». Император относился к фавориту покойной тетушки милостиво. Штелин рассказывает, как однажды за обедом при императорском дворе речь зашла о Елизавете Петровне, и у Шувалова потекли слезы. Тогда Петр III сказал ему с грубоватым добродушием: «Выбрось из головы, Иван Иванович, чем была для тебя императрица, и будь уверен, что ты, ради ее памяти, найдешь и во мне друга!»
Братья Разумовские также пользовались расположением императора. Старший из них 6 марта 1762 года был уволен в отставку с тем, чтобы, «как у двора, так и где б он жить ни пожелал», ему отдавалось «по чину его должное почтение». Петр III любил общество добродушного и простого в обращении Алексея Григорьевича и часто бывал у него в гостях.
