— Наконец-то! — вздохнули все с чувством радости…
Петр и его стремянный, Кряж, впервые пережили настоящий бой. Ночью, едва начались приготовления, Антон с суровым видом сказал Петру:
— На тебе, княже, надень чистую сорочку да испроси благословения у батюшки!
Петр хотел засмеяться, но увидел серьезную сосредоточенность на лицах и отца, и Антона — и смирился. Его самого охватил священный трепет.
— Батюшка, благослови! — произнес он, опускаясь на колени. Отец торжественно снял с шеи своей образок, который всегда носил окромя тельного креста, и поднял его над головою сына.
— Благослови тебя, Господи, и ныне, и присно, и во веки веков. Пошли тебе силы, крепости и удали! Аминь!
Он дал сыну поцеловать образ и надел его ему на шею.
Восторженная радость осветила лицо Петра. Он вскочил на ноги и крепко обнял отца.
— С Богом! — сказал растроганный князь.
— А ты, батюшка?
Князь покачал головою.
— Я нонче в бою не буду. Мое место при царе быть!
Он поцеловал сына и любящим взором проводил его из своей палатки.
Петр лихо вскочил на коня, которого подвел ему Кряж, и поехал к своему отряду.
На время боя он отпросился от царя, и князь дозволил ему встать в челе своего ополчения под руководством старого Антона.
— Береги мне его! — крикнул он Антону. Тот только кивнул головой.
— Глаз с него не спущай! — сказал он в свою очередь Кряжу, на что тот только ухмыльнулся.
— Ну, потешим, княже, свою душеньку! — говорил он весело, помахивая своим шестопером.
— В первый раз, Кряж, сердце так и замирает!
— Что в бой, что под венец, — ответил Кряж, — мне тут один стрелец сказывал: идешь — жутко, а там и не в себе. Только помахивай!
— С коней долой! всем пешим быть! — отдал приказание молодой полковник, князь Урусов.
— Вот тебе и сказ! — засмеялся Петр. — А на коне куда способнее!
— С коней долой! — слышались команды дальше, и вдруг грянула пушка. Это был сигнал двигаться. В темноте ночи двинулись войска, с трех сторон подбираясь к городу.
Петр шел наугад. Он знал, что его присоединили к стрельцам и что все они идут на главную башню, которую снова теперь громят из пушек.
Медленно, шаг за шагом подвигалась вся масса под грохот канонады, и вдруг раздался оглушительный крик ура, покрывший весь грохот, и, подхваченный словно волною, Петр понесся вперед. Ему пришлось куда-то лезть, он почувствовал, что начался бой, и закричал звонким голосом. Кто-то толкнул его в грудь, он махнул саблей и бежал дальше, спотыкаясь, падая, вскакивая на ноги, и с криком махал саблей. И вокруг слышались крики, стоны, проклятья.
Восток побелел, красною полосою означилось место восходящего солнца. Бледный свет озарил окрестности, и Петр увидел себя под стенами Смоленска; позади оставались взятые городки, где одним натиском были уничтожены слабые защитники.
Стрелецкая небольшая пушка раз за разом стреляла в толстые ворота.
Артамон Матвеев, простоволосый, с саблей, по которой текла кровь, распоряжался осадою, а сверху, со стен, сыпались камни, пищальные пули, лились смола и кипяток и с грохотом скатывались бревна, давя людей.
И опять вдруг пальба прекратилась, что-то загрохотало, и Петр с толпою очутился за воротами. Поляки ожесточенно рубились. Петр увидел толстое, красное усатое лицо, и вмиг оно облилось кровью от удара его сабли.
— Ура! — ревело кругом и неслось по узким кривым улицам, как лавина.
Петр занес саблю над поляком, но тот упал на колени и с мольбою протянул руки. Петр устремился дальше.
— Ну, отдохни малость! — услышал он добродушный голос и увидел улыбающегося Матвеева. Тот вытирал рукавом потное лицо и говорил:
— Знатно рубишься! Только врагов нет уже. Паны за воротами царю ключи отдают. Город наш, хвала Богу!
Петр опустил саблю и только теперь почувствовал усталость. Солнце уже клонилось к вечеру.
Царь, держа в руке опущенный меч, в окружении ближних бояр и военачальников въезжал в город. Звонили в колокола, гремела музыка, и войско кричало ура! Радость победы
