И перед изумленным и восхищенным царем сцена за сценою прошла вся история Иосифа.
Когда он открылся братьям своим и бросился с ними целоваться, царь не выдержал и заплакал от пережитых волнений.
Он с умилением взглянул на Матвеева и сказал:
— Ничего такого я еще не видал. Уважил ты меня, Артамон Сергеевич! — и вдруг спохватился: — Только не грех ли это, комедии эти?
— Никакого греха тут нет, государь! — ответил Матвеев. — Цари византийские смотрят на такие же комедии, и патриархи не видят в том соблазна!
Царь успокоился и сказал:
— Устрой и мне такую хоромину, Артамон Сергеевич!
Матвеев низко поклонился и ответил:
— Когда прикажешь, государь!
Радостный и довольный возвращался государь домой и все время говорил о Матвееве и его племяннице. Она поразила воображение царя.
III ЦАРСКИЕ СМОТРИНЫ
Года не прошло еще со смерти царицы Марии Ильиничны, а государь уже удумал жениться. 2 марта 1669 года умерла царица, а в ноябре уже бирючи ездили по городу и объявляли царские смотрины, а по всем воеводствам были разосланы грамоты, чтобы девиц- красавиц везли в Москву для царева выбора.
Милославские, Голицыны и их сторонники собрались и говорили между собою:
— Позор и поношение! Года еще не минуло!… Что делать? Концы нашему роду, — сказал Голицын, — ублюдок идет на смену. Сам Артамошка с немецкою нечистью!…
Старый Милославский покачал головою.
— Пожди еще каркать, князь. Умен Артамон Сергеевич, а и не с такими справлялися!
— Чего! — ответил боярин Стрешнев. — Коли тут дело в евойной племяннице. Она обошла царя. Ты думаешь, — вдруг разгорячился он, — смотрины будут? Как же! Так, одна видимость только! Царь эту Наташку берет, и все тут! Ну а тогда уж нам…
— Ну, тоже, — усмехнувшись, ответил Соковнин, — а коли вдруг да покраше ее найдется, а с ей какая немочь приключится? Так ли, Илья Данилович?
Старик Милославский кивнул и проговорил:
— Что ж? Такое было с Всеволожской! Ну да там видно будет! Пока что, а теперь и мы с силою, — решительно сказал он, и все поняли, что надо бороться, надо отстаивать свое влияние при дворе против этого слетка, Матвеева.
Везде говор был о царских смотринах.
В терему дочери царя да его сестры шумели, словно пчелы в улье.
— Слышь, — шептались они, — государь облюбовал Матвееву племянницу, нам сверстницу. Вот умора! Сказывают, что ни день у них…
— Тсс… вы, глупые! — останавливали их тетки. — Не в том соблазн, что молода она, а не наших обычаев. Вот что! Слышь, и терема не будет!
— Ахти! Как же нам тогда?
— А так вот! Будет каждый мужчина глаза таращить. Кто хочешь, тот и сглазит, и болезнь напустит… Вот оно, милые, что страшно!…
И в тереме тоже готовились противиться царскому выбору.
А в Москву тем временем со всех концов ехали отцы и матери со своими дочерьми- невестами. Ехали и из ближних, и из дальних мест.
Петр, Соковнин и Голицыны уморились, по приказу царскому размещая всех на житье и следя за продовольствием их.
Много их понаехало в ту пору. До нас дошел список всех девиц, бывших на этом последнем в истории царском смотру.
28 ноября вышел царский указ, и уже в то же число приехали: дочь Голохвастова, Оксинья; дочь Демлева, Марфа; дочь Викентьева, Вептилина; Анна Кобылина, Марфа Апрелева, Авдотья Ляпунова. А там каждый день приезжали новые и новые — вплоть до 17 апреля, и наехало, не считая московских невест, ни много ни мало как шестьдесят шесть девиц!… Одною из последних привезли дочь Ивана Беляева, Авдотью. Привез ее дядя, Иван Жихарев, и сказывают, что красоты эта Авдотья была неописуемой: рослая, крепкая и лицом что ясный месяц. Нравом весела и приветлива…
Что ни день государь ходил и осматривал невест. Все они были красавицы на подбор, но ни одна не казалась ему краше Натальи Кирилловны. Видел он ее теперь и в богатом уборе, и в домашнем, заходил нечаянно и в светлицу, когда все привезены были на верх.
— Эх, трудное дело царское, — говорил он Петру полусмеясь, — ты вон невесту, что сокол голубку, с лету убил, а мне все голову морочат!
— Нет краше Натальи Кирилловны! — отвечал ему Петр.
— Вот-вот! — радостно соглашался государь: — Я и сам так же мыслю. Завтра погляжу еще, да и будет!…
