поручению правительства вел в Версале переговоры с Бисмарком о капитуляции. 31 октября в Париже вспыхнуло восстание, которое на другой день было подавлено правительственными войсками. В течение последующих месяцев осады в городе свирепствовали голод, холод и эпидемии.
22 января произошло новое неудачное восстание парижских рабочих, а 28, завершая цепь своих предательств, правительство сдало Париж немцам.
17 февраля главой новой исполнительной власти назначили Тьера. В конце месяца в Версале был подписан позорный для Франции мир с Бисмарком. Пролетариат Парижа ответил на это призывом к оружию. 18 марта 1871 года была провозглашена Коммуна. В последующие дни Коммуны возникли в Марселе, Сент- Этьене, Тулузе, Крезо и нескольких других городах. Революционная волна вопреки мрачным прогнозам Бакунина вновь всколыхнула Францию.
Как же отнесся к этим событиям Михаил Александрович? Прежде всего он попытался установить связь с членом Коммуны Варленом, разделявшим в основном его взгляды, затем он стал собираться к своим друзьям по «Альянсу» в Сонвилье, так как в столь волнующей обстановке, требующей к тому же немедленных действий, не мог находиться один в Локарно. Однако веры в успех революции на этот раз у него не было. Было лишь огромное уважение и сочувствие «парижскому отчаянному движению».
«Чем бы ни кончилось, — писал он Огареву, — а надо сказать, что молодцы. В Париже нашлось именно то, чего мы тщетно искали в Лионе и Марселе: организация и люди, решившиеся идти до конца. Вероятно, они будут побеждены. Но вероятно то, что для Франции отныне не будет другого существования, кроме социальной революции».[473]
В тот же день, 5 апреля, он писал Озерову: «По всем вероятностям, парижане погибнут недаром, сделав дело; пусть положат с собой по крайней мере пол-Парижа. …Все достоинство этой революции состоит именно в том, что она революция рабочих. Вот что делает организация. Наши друзья во время осады успели и умели организоваться и таким образом создали громадную силу, а наши лионские и марсельские остались ни при чем. В Париже сосредоточилось слишком много способных и энергичных людей, так много, что боюсь, чтобы они не стали мешать друг другу. Зато в провинции нет никого».[474]
Приехав в конце апреля в Сонвилье и занимаясь делами «Альянса», Бакунин выступил здесь также и с несколькими лекциями перед рабочей аудиторией. В лекциях он говорил о ведущей роли рабочих в социальной революции, о необходимости их союза с крестьянством.
«Да, дорогие товарищи, вы, рабочие, солидарно объединенные с вашими братьями рабочими всего мира, вы являетесь ныне исполнителями великой и исторической задачи — освобождения человечества. Для выполнения этой огромной задачи вы имеете своим сотоварищем крестьянина. Но крестьянин не обладает еще в достаточной степени сознанием о великой задаче народа. …Вы должны просветить крестьянина, познакомить его с тем, что такое Социальная Революция».
Настойчивая постановка вопроса о необходимости пропаганды среди крестьян была вызвана прежде всего требованиями момента, когда французские крестьяне оставались безучастными зрителями революционной борьбы Коммун.
Тот же опыт Коммуны подсказывал Бакунину и необходимость требования организации рабочих.
«Если Парижская коммуна, — говорил он, — продолжает геройски держаться до настоящего момента, то причина этого заключается в том, что парижские рабочие во все время осады Парижа объединились в союзы и укрепили свои организации.
…Будем же братьями, товарищи, и организуемся. Не думайте, что мы присутствуем при конце Революции, нет, наоборот, мы переживаем только ее начало. Отныне Революция стоит на очереди, и она будет стоять еще десятки лет. Она настигнет нас рано или поздно. Будем же готовиться, очистимся от наших эгоистических привычек, будем меньше разглагольствовать, перестанем быть крикунами и фразерами… Приготовимся достойно к этой великой борьбе, которая должна спасти все народы и окончательно освободить человечество. Да здравствует Социальная Революция! Да здравствует Парижская коммуна!»[475]
Призыв к терпеливой организационной работе, которая может продлиться еще десятки лет, к мужеству ожидания перекликается в какой-то мере с аналогичными мыслями в отношении русского движения, высказанными в письме к Нечаеву от 2 июня 1870 года. Видно, весь предыдущий опыт заставил Бакунина в 1870–1871 годах во многом трезвее взглянуть на окружающий мир, пересмотреть свои прежние оценки методов, сил и темпов борьбы.
Пока Бакунин находился в Сонвилье, трагические события в Париже нарастали. 22 мая газеты принесли известие о том, что версальские войска овладели воротами Сен-Клу и, таким образом, проникли в город. Началась агония Коммуны, она вошла в историю под названием «кровавой недели». Над побежденным Парижем раздавались залпы митральез; торжествующие версальцы сотнями расстреливали пленных коммунаров.
В этой обстановке, когда демократическая Европа была потрясена жестокостями версальцев, Мадзини выступил с серией статей против Интернационала и против Коммуны, обвиняя деятелей последней в атеизме и социализме.
Бакунин не счел себя вправе промолчать. Его «Ответ одного интернационалиста Джузеппе Мадзини» был напечатан в виде отдельной брошюры и произвел большое впечатление в Италии.
«В критический момент, когда геройский парижский народ избивался десятками тысяч вместе с женщинами и детьми за то, что он защищал дело гуманности, дело справедливости, великое дело освобождения трудящихся целого мира, в этот момент, когда подлая реакция выливает на парижский народ целые потоки лжи и клеветы, Мадзини, великий и чистый демократ, поворачивается спиной к делу пролетариата, забывает свою роль пророка и апостола и, в свою очередь, также выступает со своим порицанием».[476]
Парижскую коммуну Бакунин продолжал защищать и пропагандировать и во введении ко второму выпуску «Кпуто-германской империи», которое он закончил в июне 1871 года.
«Я, — писал он, — сторонник Парижской коммуны, которая, будучи подавлена, утоплена в крови палачами монархической и клерикальной реакции, сделалась через это более жизненной, более могучей в воображении и в сердце европейского пролетариата; я — сторонник Парижской коммуны в особенности потому, что она была смелым, ясно выраженным отрицанием государства». [477]
Парижская кохммуна не была, конечно, примером анархистской организации общества. В разрушении Коммуной буржуазных государственных учреждений увидел Бакунин принципиальное отрицание государства. Однако наряду с разрушением буржуазных государственных институтов главным делом Коммуны стало создание государства нового типа. Этот опыт Коммуны обогатил революционную теорию Маркса и Энгельса. В 1872 году они писали: «В особенности Коммуна доказала, что „рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить ее в ход для своих собственных целей“».[478] В. И. Ленин впоследствии подчеркивал: «Мысль Маркса состоит в том, что рабочий класс должен
Бакунин и его друзья по «Альянсу» имели прочную опору в Швейцарии в юрских секциях Интернационала. Когда в 1870 году, 4–6 апреля в Ла-Шо-де-Фоне собрался конгресс Романской федерации Международного товарищества рабочих, бакунисты предприняли попытку склонить на свою сторону всю Романскую федерацию.
«Бой, который будет дан в Ла-Шо-де-Фоне, — писал Бакунин, — будет иметь огромный мировой интерес. Он будет предвестником того боя, который мы должны будем дать на предстоящем конгрессе Интернационала».[480]
Главный бой должен был разгореться вокруг вопроса о политической борьбе. Бакунин, как противник политической борьбы, называл участие рабочих в политических кампаниях «местнической политикой буржуазного радикализма». Представители женевских секций доказывали Необходимость политических форм борьбы: участия в парламентах, в выборах, вступления в избирательные блоки С радикальной буржуазией.
«Абсурд, будто Интернационал должен игнорировать вопросы политики и рассматривать их как абстракцию»,[481] — писал по этому поводу накануне конгресса член
