– Когда русский император ловит рыбу, – последовал ответ, – Европа может подождать…
2
Делу время, потехе час. Помимо обожаемой государем рыбной ловли и охоты, помимо других любимых занятий – упражнений на валторне и на басе, помимо лаун-тенниса и коньков, игры в шахматы и карты, помимо русской, французской и итальянской оперы, помимо всего этого была у государя одна малая страстишка, которая, однако, по евангельским заповедям, могла быть причислена к смертным грехам. Правда, в ряду всех смертных грехов этот грех оставался, можно сказать, наименее смертным.
Речь шла о любви выпить.
Желание приложиться к бутылке развивалось медленно и неуклонно – сперва как возможность хоть на время освободиться от тяжкого бремени государственных забот, а затем как стойкая привычка, дарящая блаженные часы тихой гармонии. Мария Фёдоровна, как могла, боролась с этим пристрастием и производила постоянные досмотры в покоях мужа, обнаруживая в самых неожиданных потаённых местах бутылки, фляги, пузыри, шкалики, мерзавчики, косушки, беспощадно реквизировала их и уничтожала содержимое. Но сколько фантазии и изобретательности проявляет русский выпивоха мужеска пола!
В лице генерал-адъютанта Черевина Александр Александрович нашёл не только верного и преданного слугу, но и соучастника весёлых застолий, который, случалось, даже опережал августейшие желания. Как-то в Гатчине, выйдя рано поутру на прогулку, император встретил начальника своей охраны, что называется, под большой балдой и строго спросил:
– Черевин! Где вы успели нализаться?
– Везде, ваше императорское величество! – ответил генерал и был тотчас же прощён.
Вообще Александр III снисходительно относился к лицам, страдающим той слабостью, которую разделял он сам. Каждый год 30 августа, в день своих именин, он получал поздравительные телеграммы со всего света, и прежде всего от сановных и именитых российских подданных. Но вот 3 сентября государю доставили телеграмму генерала от инфантерии Драгомирова, старого чудака и заслуженного ветерана, который в русско- турецкую войну получил тяжёлое ранение в ногу. Михаил Иванович сообщал:
«Третий день пьём здоровье вашего величества.
На это царь ответил: «Пора и кончить.
Однако сам государь после трудов праведных не упускал случая вечерами расслабиться и, как говорится, расширить сосуды, мешая коньяк и водку с наилюбимейшим напитком – ледяным квасом пополам с шампанским. Вместе с Черевиным они изобрели хитроумный способ усыпить бдительность «душки Минни».
Были заказаны особенные сапоги с очень широкими голенищами, куда можно было спрятать плоскую фляжку коньяку вместимостью в половину литра. Теперь, под строгим взглядом царицы, Александр Александрович увлечённо играл со своим начальником охраны в картишки. Но едва она, успокоенная, удалялась, быстро приказывал:
– Раз, два, три!
Они вытаскивали фляжки, чокались ими и глотали добрую порцию, причём государь добавлял:
– Голь на выдумку хитра!..
Мария Фёдоровна возвращалась и только удивлялась, видя, как раскраснелось лицо мужа. А ведь врачи уже говорили ей, что у государя существует опасность заболевания почек.
Но не терпевший медицинского контроля император неизменно отвечал:
– Не лечись у докторов и будешь здоров!
Государыня весь вечер обходила игравших в карты, но ровно ничего не могла приметить. И снова, когда она удалялась, следовало выразительное перемигивание заговорщиков, которым становилось всё веселее и веселее:
– Раз, два, три! Хитра голь, Черевин?
– Хитра, ваше величество. Раз, два, три!
И государыня лишь тогда понимала, что была обманута, когда Александр Александрович перегружался и терял над собой контроль. Тогда он ложился на спину и, заливаясь весёлым смехом, начинал ловить проходящих мужчин и детей за ноги.
– Сашка! – строго говорила тогда Мария Фёдоровна. – Ты пьян! Немедленно в постель!
И русский император, перед которым трепетала Европа, покорно выполнял приказания своей маленькой жены.
Впрочем, далее семейных покоев власть «душки Минни» не распространялась. Обожая жену, Александр III не допускал её вмешательства не только в государственные, но и в служебные дела. Однажды, во время похорон генерал-адъютанта Бистрома, помощника главнокомандующего, несколько кавалергардских офицеров отлучились из строя в ближайший ресторан, чтобы помянуть покойника. А в это время на похороны приехал великий князь Николай Николаевич и приказал арестовать провинившихся.
В тот же день императрица давала в Аничковом дворце танцевальный вечер. Будучи шефом кавалергардского полка, она пригласила на вечер всех его офицеров. Марии Фёдоровне было неприятно, что несколько кавалергардов находятся под арестом, и во время вечера она попросила Николая Николаевича освободить их.
– Никак не могу исполнить вашу просьбу, – соблюдая этикет, почтительно ответил дядя Низи. – Я не имею права отменить наложенное мною же взыскание.
Их разговор услыхал император, подошёл и сказал жене:
– Сколько раз я тебе говорил – не вмешивайся в дела! Дядя поступил совершенно правильно, и взыскание не следует отменять.
Куда больше, чем императрице, Александр III позволял своему любимцу, главному охраннику и даже шуту Черевину.
Впрочем, это был давний выбор. С самого начала царствования государь решил воспользоваться услугами помощников, на которых он мог положиться, что называется, с закрытыми глазами. Его выбор пал на трёх – графа Иллариона Ивановича Воронцова- Дашкова, генерал-адъютанта Оттона Борисовича Рихтера и Черевина. Все трое были против этого предложения. Они указывали, что такое решение императора представляется не только неудобным, но даже опасным. При всём желании не удастся сохранить их участие в делах в тайне. Министры, конечно, воспримут такой новый порядок как знак недоверия к ним, а в обществе пойдут разговоры и пересуды об ограничении самодержавной власти в пользу триумвирата. Может создасться впечатление, будто вместо самодержавного монарха Россией правит олигархия. Но Александр III сказал:
– Я не желаю этого слышать.
И триумвират принялся за работу. И Рихтер, и Воронцов-Дашков были людьми средних способностей, а граф к тому же и любитель выпить. Зато Рихтер имел большой опыт в делах, так как многие годы занимал пост главноуправляющего собственной его величества канцелярии. И, всецело доверяя им, император страстно желал знать правду, как и чем живёт
