Россия. Он мучительно страдал от сознания, что на Руси нет правды. Однажды Александр III вызвал Рихтера и попросил его откровенно сказать о внутреннем положении страны.
– Я чувствую, – говорил он, – что дела в России идут не так, как следует. Я знаю, что вы мне скажете правду. Скажите же, в чём дело?
– Государь, вы правы, – ответил Рихтер. – Дело в том, что у нас есть страшное зло – отсутствие законности.
– Но я всегда стою за соблюдение законов и никогда их не нарушаю… – удивился император.
– Я говорю не о вас, а о нашей администрации. Она слишком часто злоупотребляет властью! И не считается с законами!
– Как же вы представляете себе положение России?
Рихтер после паузы сказал:
– Я много думал об этом, ваше величество. Я вижу себе теперешнюю Россию в виде колоссального котла, в котором происходит брожение. Кругом котла ходят люди с молотками. И когда в стенах котла образуется малейшее отверстие, они тотчас его заклёпывают. Но когда-нибудь, государь, газы вырвут такой кусок, что заклепать его будет невозможно. И тогда все мы задохнёмся…
Александр III вздохнул:
– Да, котлу необходим предохранительный клапан.
И всё же ближе, чем министр двора Воронцов-Дашков и Рихтер, был государю Черевин, которому он многое прощал. Человек острого ума и замечательный администратор, он ещё молодым полковником получил приглашение генерал-губернатора Виленского края Муравьёва на должность начальника канцелярии, когда того назначили для усмирения Литвы. Манера и речь Черевина были довольно прямые и резкие, что соответствовало характеру Александра III. Однако и он не мог рассчитывать на податливость императора.
Как-то после обеда Черевин, по обыкновению, играл с государем в карты; оба были сильно подогреты.
– Ваше величество, – приставал начальник охраны. – Будете ли вы горевать и плакать, когда я умру? Я чувствую приближение смерти. И мне не так жалко, что я умру, как жалко думать о том, как этим будете огорчены вы…
Император всё повторял:
– Отстаньте вы от меня!
Тогда Черевин начал упрашивать Александра III, чтобы тот до его кончины пожаловал ему ленту Александра Невского. Он принялся перечислять всех своих сверстников, которые давно уже носят эту ленту, между тем как сам Черевин до сих пор имеет только ленту Белого Орла[155].
– Ну и оставайтесь с ней, – последовал ответ.
Дело в том, что император награждал наиболее скупо именно своих приближённых, да и вообще старался, в отличие от своего отца, раздавать поменьше орденов и лент.
В другой раз Черевин встретил в яхт-клубе посла в Персии князя Долгорукого. Тот усиленно обхаживал его, заказывал шампанское, а когда Черевин дошёл до нужной кондиции, вдруг сказал:
– Пётр Александрович! Упросите императрицу, чтобы меня назначили послом в Данию…
Такое назначение на родину принцессы Дагмары открывало блестящую карьеру в дипломатическом корпусе.
– Хорошо, я попробую, – легкомысленно согласился Черевин, хотя и знал, что Мария Фёдоровна не жалует князя.
В очередной раз за картами, когда они играли втроём с Александром III и государыней, Черевин, решив, что настал удобный момент, произнёс:
– Вот князь Долгорукий упрашивает вас, чтобы вы назначили его послом в Данию.
Мария Фёдоровна холодно возразила:
– Как же я могу просить о назначении его послом, когда место это там занято?
– Совершенно верно, что место занято, – ответил Черевин. – Но только согласитесь на то, что если место это будет свободно, то Долгорукий будет назначен туда послом. Потому что раз вы это скажете Долгорукому, он ни перед чем не остановится…
– Так пусть он поедет в Данию, отравит посла, и место будет свободно, – добродушно вмешался император.
– Неужели так и передать князю? – изумился Черевин.
– Так и передайте, Пётр Александрович, – заключил Александр Александрович. – Только, чур, от своего имени. Пусть это будет ваш совет…
Мирно и тихо протекали дни этого государя, мешавшего дело с потехой, государственные занятия с незамысловатой, но искренней шуткой. Застолья с начальником охраны не мешали ему в самых серьёзных делах. Одним из них была российская история. Так, при ближайшем его участии было создано Императорское Историческое общество, во главе которого он находился.
3
Государь император, можно сказать, больше других наук любил историю, собирание археологических коллекций и много сил отдавал реставрации памятников старины, особенно связанных с патриотическими событиями в прошлом России. Вот почему так нравились ему беседы с Николаем Карловичем Шильдером[156], генералом-историком и сыном боевого генерала. Какая несправедливость! Несмотря на его капитальные труды, при дворе и в военных кругах Шильдера вовсе не знали и путали с генералом Шильдер-Шульднером.
Как-то в Михайловском манеже, после парада, уже собираясь уезжать, Александр III сказал:
– Я видел здесь Николая Карловича. Я бы хотел переговорить с ним…
Свита недоуменно переглядывалась, не понимая, кто бы это мог быть. Император увидел их растерянность:
– Я хочу переговорить с генералом Шильдером.
Толпа расступилась, и скромно стоявший в задних рядах генерал-майор подошёл к Александру Александровичу.
– Николай Карлович, – обратился царь к нему, – вы не могли бы уделить мне время для беседы? Я просил бы вас сесть со мной в карету.
– На другой день, – посмеиваясь, говорил Шильдер, – я проснулся знаменитостью. Ко мне приехало немало важных лиц, раньше не удостаивавших меня своим вниманием. Если верно говорят: «Sic transit gloria mundo», то можно сказать: «Sic gloria mundi advenit…»[157]
По дороге в Аничков дворец государь спросил:
– Николай Карлович! Что вы думаете о старце Фёдоре Кузьмиче? В последнее время появилось несколько сочинений прямо противоположного толка. Одни авторы доказывают тождество старца с императором Александром Павловичем, другие начисто отрицают это.
Аскетически худое лицо Шильдера оживилось:
