ругайся, много дали, у меня осталось.
Тяжело вздохнув, она идет за подушкой, покрывает ее чистой тряпочкой и подкладывает под голову мужа. Потом подставляет табуретку под свисающие с сундука ноги. Она вытирает платком угольную пыль, оставшуюся в уголках его глаз, вытирает лицо. С минуту смотрит на мужа, снова тяжело вздыхает и выносит обратно в сени кастрюлю.
Теперь она будет прислушиваться к каждому шороху под окном… Только бы не стукнула по стеклу палочка, только бы не пришел рассыльный!
Дубравин был машинистом Транссибирской магистрали. Но теперь эта магистраль превратилась в дорогу жизни всей страны, подобно тому как ледяной путь через Ладогу стал жизненным нервом для осажденного Ленинграда.
Виктор был машинистом первого класса на первой линии борьбы.
Когда кончилась война, Дубравин получил орден Ленина. В первые послевоенные выборы стал депутатом Верховного Совета республики.
Трудно верилось в показатели, которых достиг Дубравин. И начальник Омской железной дороги издает приказ: командировать его во все депо. Пусть машинисты сами посмотрят на паровоз Дубравина, посмотрят, как трогается он с места, какие водит составы.
ПРОЩАЙ, МОЙ ТОВАРИЩ…
Спустя два месяца, возвращаясь домой, Виктор Степанович обратил внимание на какие-то странные квадратные ямы, выкопанные на равном расстоянии друг от друга вдоль всего пути.
Они виднелись и с левой стороны путей и уходили до самого горизонта, будто две толстые пунктирные линии по краям сплошных нитей рельсов. Дальше ямы были уже не пустые. В них оказались железобетонные тумбы, из которых торчало по четыре толстых штыря. И ему стало вдруг все ясно. Это фундаменты под мачты для электролинии. Через несколько километров показались и самые мачты.
Теперь никаких сомнений не было. Значит, после стольких разговоров действительно начинают электрифицировать участок.
Любая новая стройка в родном краю всегда радовала его. Он любил наблюдать ее от самого начала до конца. Вот он едет на паровозе и видит, что на пустыре готовят фундамент. А в следующих поездках смотрит, как быстро растут стены. Проходит два-три года, и кажется, что новое предприятие стоит здесь десятки лет, и странно, если бы его не было.
Особенно радовало строительство на железной дороге. Даже маленький кирпичный завод, даже новая баня.
И вот опять новая стройка, да не бани, а электрической железной дороги. Но эта стройка не вызвала радости. Даже как будто испортилось настроение.
Поезд шел быстро, и мачты мелькали, как частокол, ограждавший путь. В пейзаж, знакомый до каждого кустика и бугорка, врезалось что-то непривычное, чуждое. Будто отгородили машиниста от степей и лесов.
Чем ближе подъезжал Дубравин к дому, тем хуже становилось настроение. От прежней приподнятости и радости не осталось и следа.
Ну зачем ему пересаживаться на электровоз?
Паровоз принес ему уважение товарищей, почет, славу, полный материальный достаток. Он может проехать много километров без набора воды. Но электровозу не нужен и уголь. И звание мастера отопления паровоза тоже теперь ни к чему. Его искусство добиваться высокой степени перегрева пара, все его знания и опыт, все, за что он получил ордена, медали, все это никому больше не нужно.
Но главное не в этом. Что ему делать дальше? Он ведь никакого понятия не имеет не только об электровозе, но даже об электротехнике, без которой нельзя и приступать к изучению новой машины. Те немногие познания в области электричества, которые получил в техникуме, давно выветрились. Значит, начинать сначала, с голого места? И все это после того как он достиг вершин мастерства?
Дома, кое-как перекусив, ушел в свою комнату, сказал, что будет работать. И действительно, он решил ответить па последние письма избирателей. Открыл пишущую машинку, заложил два листа бумаги — один с личным бланком депутата, второй чистый — и начал думать, как ответить на лежащее перед ним письмо. Но не мог сосредоточиться, потому что мешал Валерик. Мальчик сидел в соседней комнате за пианино и разучивал новую для него песню, напевая в такт ударам клавишей:
На слове «море» он фальшивил, начинал сначала и снова не мог найти нужную ноту.
Виктор Степанович прислушивался к звукам за дверью, с раздражением ожидая фальшивой ноты. Потом не выдержал и вышел к сыну.
— Неужели ты не слышишь? Мо-оре, мо-оре, а ты бьешь мо-ре-ее, — говорил он, ударяя одним пальцем по клавишам.
Он вернулся к себе, расправил под машинкой сморщившееся зеленое сукно письменного стола, напечатал: «Уважаемый товарищ!», но тут раздался телефонный звонок — из горкома партии сообщали, что через день заседание бюро и его просят присутствовать.
Положив трубку, отодвинул и закрыл машинку.
Как же переходить на электровоз, если это совсем другая машина? Почему он должен менять профессию? Да и сумеет ли освоить электровоз, к которому у него нет никакого интереса. Годы ведь ушли! На паровозе все ясно: в топке горит огонь, вода в котле кипит, и образуется пар, который толкает поршень в цилиндре то взад, то вперед. С помощью простых сочленений поршень соединен с колесом, и оно вращается. Этот процесс ясен. Все это можно увидеть собственными глазами.
А почему движется электровоз? Где-то, в сотнях километров от локомотива, вырабатывается никем и никогда невидимый ток, невидимо и бесшумно идет по тонким проводам, тая в себе огромную силу, которая заставляет вращаться двигатели. Здесь надо все только представлять в своем воображении ничего нельзя увидеть. Фантастика какая-то! Ищи этот невидимый ток, если он вдруг пропадет или пойдет не туда, куда надо.
Ему хочется сейчас же найти, по каким законам и куда движется ток. Виктор Степанович резко поднимается, приоткрывает дверь, громко зовет:
— Вела!
Из кухни вбегает старшая дочь:
— Что, папа?
— Принеси мне скоренько твой учебник по физике.
Он листает учебник. Законы Ома, Фарадея, Кулона, Джоуля… Ага, вот что-то о направлении тока. Это закон Ленца: «Индукционный ток всегда имеет такое направление, при котором его магнитное поле противодействует изменению магнитного потока, которое
