телепортаху Катька покосилась на лежащего на полу Бамбука и увидела мстительный, полный окончательной ненависти взгляд.
Ладно. После Парижа она уже не увидит его никогда.
Раздеваясь после выступления, одна в гримерке — остальным оставалась еще песня — Катька увидела в зеркале свое обнаженное тело (почти обнаженное) и поняла, что не уснет сегодня одна, без Эдика. Как бы она не отгоняла эту мысль, чувствуя ее изначальную бесперспективность, мысль эта все-таки овладела Катькой. Тело Стрельцовой вздрогнуло и затрепетало от одной мысли о возможном приключении.
Оставалась мелочь — желание басиста.
Катька нахмурилась и торопливо запихнула себя в джинсы и водолазку — в коридоре уже послышался грохот ботинок. Через несколько секунд разгоряченные парни ввалились в гримерку. Репеич подлетел к Катьке с восторгами.
— Ну Катерина! Ты просто супер! Не ожидал! Надо же, какая молодец! Нет! Валя сегодня как всегда! Неподражаем! Об этом речи нет! Вернемся назад, о тебе все будут говорить, как о новом Киркорове. Но Катенька! Королева, царица!
Старый хрыч схватил Катьку за плечи, и губы Гочподи отпечатали на щеке Стрельцовой мокрый штамп. Она поморщилась и украдкой утерлась. Но Эдик и это заметил, шпион хренов. Катька сама не знала откуда это — но ее начало сжимать небывалой тоской и отчаянием — никогда раньше не случалось ничего подобного. Репеич все тряс и тряс ее обмякшее тело, а она не делала даже малейших попыток шевельнуться. Она точно знала одно, если она не трахнет сегодня Эдика, то умрет.
— Устала? — заботливо спросил Гочподи. — Ну ничего-ничего. Сейчас вернемся в гостиницу поспишь, все пройдет.
— Ага, — кивнула Катька и освободилась от Репеича.
Лабухи уже разгонялись водочкой. После работы Гочподи их не трогал. После работы — это было неотъемлемое право.
Эдик спрятал бас в кофр и усмехнулся:
— Ну что? Как эликсир? Помог?
— Помог, — хмыкнула Катька и покраснела. Да. Давненько она уже не краснела.
Эдик вытащил из кармана пачку салфеток и начал снимать грим.
— А откуда у тебя такие шрамы? — осмелилась Катька на более интимный вопрос.
— Это не так интересно, как ты думаешь. И мне не хочется об этом говорить. Можно?
Катька минуту помялась и вздохнула:
— Ладно. Уговорил. А хочешь, я покажу тебе, где эти «глазки» берут?
— Хочу, — улыбнулся басист и встретился с Катькой взглядом, смысла которого она не поняла.
— Эдик! — раздался капризный голос Бамбука. — Иди сюда скорее! Эдик! Где Эдик?
— Бегу-бегу! Уже бегу! — крикнул басист, спеша на зов, и бросил Катьку одну.
Бамбук повернулся к Эдику спиной и что-то простонал, трогая себя за дельтовидную мышцу. Эдик сочувственно слушал и прикасался к зажаренному солярием телу Бамбука внимательными пальцами.
Катька фыркнула и, закинув сумку с костюмом на спину, демонстративно виляя задом, проследовала мимо. Коридор. Ступеньки.
На улице она остановилась подышать воздухом. Следом появились лабухи.
— Ну что, гля? Что мы тебе говорили! — хрипло поинтересовался Оборотень за спиной Катьки. — Видела, как Гочподи завелся. Видела, как публика взорвалась. Бамбук в говне! Гля! А ты, гля, на коне!
Катька отмахнулась:
— Это меня Эдик спас!
— Эдик?! — удивленно переспросил Оборотень, но тут же нашелся. — А с какого этот твой Эдик решил тебе помочь? А? Ты не подумала? Ты не подумала, что это темные силы так все подстроили, чтобы Эдик тебе помог?
— Конечно! Сейчас вы все заслуги своему Бафомету припишете! Вонючему! Я чуть не сдохла! Думала, что умру, если бы не Эдик…
— Ну и вали к своему педу, дура! Он как раз сейчас с Бамбуком обнимается! — обругал Катьку Оборотень.
И они с молчаливым Плесенем полезли в автобус.
Стрельцова покрутила носком ботинка, и сомнение зародилось у нее в душе. А если и правда это заслуга Бафомета? Она поднялась в теплый импортный автобус, и направилась в конец, чтобы подальше от Репеичева места. Но и лабухи не страдали любовью к руководству. Они занимали всегда самоле заднее сидение и, угладываясь там вместе со всем своим барахлом, бухали. После них по проходу автобуса обязательно катались пустые бутылки.
— Катька! — опять ее позвал Оборотень. — Мы тебя простили. Иди выпей с нами.
— Они меня простили! Ха-ха! — зло сказала Катька. — Пошли вы все!
Вот она разозлилась! Катька вскочила и пересела на другое место, подальше от лабухов.
Из клуба вышли Бамбук с Эдиком и тоже вошли в автобус. Они и сели вместе. Потом вышел Митяй, танцорв и Гочподи.
Катька сидела мрачная, на грани истерики и сама себе не могла объяснить, чего же она от него хочет.
Гочподи направился по салону, раздавая полтинники, и около последнего артиста обеспокоенно заозирался.
— А где Катерина-то? — просил он, будто и не проходил мимо.
— Здесь я! — крикнула Катька и сама подошла за деньгами.
— Распишись, — подсунул Репеич бумагу. — Ты, Катерина, девка перспективная, но нечуткая и ерепенистая. Ты бы вела себя получше, было бы тебе легче. А то смотри, у ершистых нет будущего в шоу-бизнесе!
— Да ладно Вам! — Катька поставила кривулину и сунула бабки в карман. — А то Алла Борисовна всем так и подмахивала! Да вас чем дальше пошлешь, тем вы сильнее любить начинаете! А если вы думаете, что я всю жизнь мечтала быть девочкой из герл-бэнда — извините… Ошибочка!
— Ты-то не Борисовна, чай!
— Да я лучше! Понятно! — Катька спрятала деньги в карман и полезла на сидение.
— Ну-ну! — сказал Гочподи и попытался ущипнуть ее за задницу. — Не городи ерунды! Не расстраивай меня!
— Блин! Не люблю я этого! Козелище старый! — буркнула Катька и поплелась на свое место.
Слава богу, Репеич не расслышал последнюю фразу, а то было бы ей «козелище».
Эдик опять даже краем глаза не глянул на нее. «Ну и пошел он!» — подумала Катька и свернулась клубком в кресле. Город плавно повернулся, расступились дома, выпуская «Роботы» обратно на ночное шоссе, и снова за окнами потянулся однообразный темный пейзаж.
Эдик всю дорогу трепался с Бамбуком, Стрельцова смотрела то в окно на темный чужестранный пейзаж, то на затылок басиста, освещенный тусклым светом лампочки. Мотор
