данными традиции, о которой мы только что напомнили, молнию с идеей зарождения живых существ. Вполне вероятно, что его университетские комментаторы этого так никогда и не заметили, как не заметили они, и не без оснований, что теории того же философа о «существе» неразрушимом и 'обращаемом в малое' после смерти были вдохновлены еврейской концепцией луза как 'ядра бессмертия'.[274]
Мы отметим еще последний пункт, который имеет отношение к масонской символике деревянного молотка; здесь не только налицо очевидная связь между этой деревянной колотушкой и кузнечным молотом, которые есть, так сказать, всего лишь две формы одного и того же инструмента; английский масонский историк Р.Ф. Гоудд думает, что 'молоток Мастера', символику которого он связывает с символикой буквы Таu, в силу ее формы, ведет свое происхождение от молота Тора. Впрочем, и галлы имели 'Бога с молотом', который изображен на алтаре, открытом в Майенсе; кажется даже, что это Дис Патер, имя которого очень близко к имени Зевса Отца и которого друиды, по словам Цезаря, называли отцом галльского племени.[275] Таким образом, этот молоток выступает также как символический эквивалент ваджры восточных традиций, и, вследствие совпадения, в котором, разумеется, нет ничего случайного, но которое покажется многим, по меньшей мере, неожиданным, оказывается, что масонские мастера обладают атрибутом, имеющим тот же самый смысл, что и соответствующий атрибут тибетских лам. Но кто же в сегодняшнем масонстве мог бы похвалиться обладанием единой по сути, но двойственной в проявлениях власти, знаком которой является этот атрибут? Мы не думаем, что слишком продвинемся, сказав, что в еще сохранившихся остатках западных инициатических организаций никто не имеет даже отдаленного представления, о чем идет речь. Символ остается, но, когда «дух» покинул его, он есть не более чем пустая форма. Надо ли, несмотря ни на что, сохранять надежду, что настанет день, когда эта форма вновь будет оживотворена, когда она вновь станет соответствовать реальности, которая есть изначальная причина ее бытия и которая единственная сообщает ей подлинно инициатический характер?
26. Символическое оружие[276]
Говоря выше о 'символических цветах', нам уже приходилось указывать на копье, которое в легенде о Граале появляется как второй, после самой чаши, основной символ, и которое является одним из многочисленных олицетворений 'Оси Мира'.[277] В то же время это копье, сказали мы, является также символом 'Небесного луча'. И, согласно соображениям, высказанным нами в другом месте,[278] совершенно ясно, что по сути эти два значения совпадают. Но это равным образом объясняет и то, что копье так же, как меч и стрела, в конечном счете, являющиеся его эквивалентами, иногда отождествляется с солнечным лучом. Само собой разумеется, что две символики, полярная и солярная, никогда не должны смешиваться между собой, и что, как мы уже часто отмечали, первая имеет характер более фундаментальный и воистину «изначальный»; однако, не менее верно и другое: то, что можно было бы назвать «переносами» с одного на другой, есть достаточно часто встречаемый факт, и для этого есть свои причины, которые мы более четко попытаемся объяснить как-нибудь в другой раз.
В данный же момент мы ограничимся упоминанием атрибуции стрелы Аполлона: известно, что именно своими стрелами последний убивает Пифона, как в ведической традиции Индра убивает Ахи, или Вритру, подобие Пифона, с помощью ваджры, олицетворяющей молнию; и это сходство не оставляет никаких сомнений относительно исходной символической равнозначности двух видов оружия, о которых идет речь. Напомним также о 'золотой стреле' Абариса или Залмоксиса, о которой говорится в истории Пифагора; и здесь мы еще яснее видим, что эта символика относится именно к Аполлону Гиперборейскому, что устанавливает точную связь между его солярным и его полярным аспектами.[279]
Если мы возвратимся к рассмотрению различного оружия как олицетворения 'Оси Мира', то напрашивается важное примечание, а именно то, что это оружие — не всегда, но, по меньшей мере, очень часто имеет либо два лезвия, либо два противоположных острия. Этот последний случай, как, в частности, и случай ваджры, к которой мы еще вернемся, явно должен быть соотнесен с дуальностью полюсов, рассматриваемых как две оконечности оси, со всеми соответствиями, которые она предполагает, и на которые мы уже указывали в другом месте.[280] Что же касается обоюдоострого оружия, то дуальность здесь, выражая тот же смысл оси, гораздо более прямо указывает на два потока, олицетворяющие двух змей, обвившихся вокруг жезла или кадуцея. Но так как эти два противоположных потока сами находятся в соответствующем соотношении с двумя полюсами и двумя полушариями, то тем самым можно непосредственно видеть, что обе символики в действительности соединяются. По сути, речь здесь всегда идет о двойственной силе, единой по самой своей сущности, но разного действия во внешнем проявлении, что обусловлено «поляризацией», как последняя обуславливает на различных уровнях все степени и все модальности универсального проявления.[281]
Сам меч может рассматриваться, наиболее общим образом, как обоюдоострое оружие;[282] но еще более поразительным является пример обоюдоострого топора (секиры), принадлежащего к эгейской и критской, т. е. доэллинской символике, но, собственно, не присущего исключительно ей. Но топор, как мы уже объясняли выше,[283] — есть совершенно конкретный символ молнии, а стало быть, точный эквивалент ваджры; и сравнение этих двух орудий хорошо показывает, следовательно, сугубое тождество двух форм символики, затронутых нами, символик обоюдоострого оружия и оружия с двумя заостренными концами.[284]
Изображение ваджры имеет множество вариантов; Ананда Кумарасвами[285] отмечает, что самая распространенная форма с тройным острием на каждой оконечности тем самым родственна тришуле, или трезубцу, другому очень важному символическому оружию, специальное исследование которого, однако, увело бы нас слишком далеко от нашей темы;[286] заметим только, что в то время как срединная точка есть окончание самой оси, две боковые могут соотноситься еще и с двумя потоками, правым и левым, о которых мы говорили, что по этой самой причине подобная же тройственность обнаруживается и в других случаях «осевой» символики, например, в некоторых изображениях 'Мирового Древа'. Кумарасвами равным образом показал, что ваджра традиционно отождествляется с другими известными символами 'Оси мира', такими, как ось колесницы, два колеса которой соответствуют Небу и Земле, что, в частности, объясняет некоторые изображения ваджры как «поддерживаемой» лотосом, на котором она помещена в вертикальном положении. Что же касается учетверенной ваджры, образованной соединением двух обычных ваджр, в горизонтальном плане расположенных крестообразно, откуда ее название — Карма-ваджра, то она очень близка к, таким символам как свастика и чакра.[287] Мы ограничимся здесь тем, что отметим эти различные сведения, к которым, быть может, мы еще вернемся в других исследованиях, ибо это сюжет из разряда тех, которые невозможно исчерпать.
Ваджра, помимо значения «молния», имеет также, в то же самое время, значение «алмаз», что немедленно вызывает идеи неделимости, неизменяемости и незыблемости; и действительно, незыблемость — есть основная черта оси, вокруг которой совершается вращение всего, но которая сама не участвует в нем. В связи с этим можно провести еще одну примечательную аналогию. Платон описывает 'Ось Мира' как сверкающую алмазную ось; эта ось окружена несколькими концентрическими оболочками разных цветов и размеров, соответствующими различным планетарным сферам и вращающимися вокруг нее.[288] С другой стороны, буддийская символика 'алмазного трона', расположенного у подножия 'Древа Мудрости' и в самом центре 'Колеса Мира', то есть в той единственной точке, которая всегда остается неподвижной, не менее показательна в том же отношении.
Возвращаясь отсюда к молнии, скажем, что она рассматривается, как мы уже указали,[289] как олицетворение двойного могущества созидания и разрушения: если угодно, можно сказать, сил жизни и смерти, но если это понимать лишь буквально, то перед нами
