Поздней ночью от швейцарского посольства в рейхстаг пробился батальон 171-й стрелковой дивизии. Его командир, старший лейтенант Самсонов, доложил Соколовскому о своем прибытии.
Бойцы батальона Михаил Еремин и Григорий Савенков прикрепили красный флаг к одной из колонн рейхстага.
Слушая комбата, Соколовский радовался: несмотря на тяжелые потери, офицер не пал духом. Чувство победителя взяло в нем верх над всеми невзгодами. Ведь от Москвы до Берлина дошел и теперь вот в рейхстаге!
– Отправляйтесь на второй этаж, товарищ Самсонов. Будете действовать в правой части антресолей. – Майор повернулся к Неустроеву: – Известите капитана Ярунова о соседе, чтобы за немцев не принял.
Наступило утро Первого мая.
Когда рассвело, бойцы, занимавшие зал под куполом, увидели Знамя. Оно алело в утренних лучах весеннего солнца, и казалось, что это от него порозовели закопченные своды зала. Торжественной была эта минута.
«Наш подарок Родине к Первомаю», – радовались все.
Первомай… Всемирный праздник труда. С ним всегда приходит буйная, ликующая радость! Деревья в ажурной, клейкой листве, высокое небо, шелест флагов, нескончаемый поток нарядно одетых людей – все молодо, ярко. А гром тысяч наших орудий представлялся победным салютом, возвещавшим конец войны. Рейхстаг оделся в алые знамена. Кумач развевался на колоннах, в окнах, на скульптурах и, как венец победы, на куполе.
В рейхстаг доставили поздравительные приказы военных советов армии и фронта от 30 апреля, с которыми часть бойцов познакомилась еще вчера. Читали их по ротам и взводам. В батальоне Неустроева читку вели Матвеев, Прелов и Берест, а у Давыдова – Васильчиков, Исаков, Правоторов.
В приказе Военного совета армии говорилось:
«Товарищи бойцы, сержанты, офицеры и генералы! Сегодня в 14 часов 25 минут части генерал-майора Переверткина, полковника Негоды, генерал-майора Шатилова после ожесточенного, упорного боя штурмом овладели зданием рейхстага в Берлине и водрузили над ним гордый флаг Советского Союза».
Могучее «ура» то и дело потрясало здание. Впервые за много лет оно звало не в атаку, а было торжественным выражением чувств, как на военных парадах в мирные годы.
Исаков протянул руку Правоторову:
– Поздравляю, Виктор! Ваш флаг вошел в историю.
– «Пускай нам общим памятником будет…» – ответил Виктор.
– Пока к нам дошел приказ, на куполе рейхстага уже и Знамя Третьей ударной армии водружено, – вставил Греченков.
– Тем, значит, крепче победа, – проговорил Каримджан и предложил: – Давайте, друзья, напишем на стенах рейхстага свои фамилии. На память.
– А что, это идея! – поддержал Правоторов. – Пошли.
– Только не все сразу, – предупредил Греченков. – Как бы враг на нас самих свои автографы не оставил.
Под грохот боя, продолжавшегося на улицах Берлина, первые воины стали делать свои надписи. Виктор, вынув нож, на минуту задумался, потом вырезал на стене: «Знайте наших! Мы из Донбасса». Уже хотел расписаться, но остановился. Донбасс большой, надо поконкретнее. И уточнил: «Из Макеевки. В. Правоторов». Около него выводили свои имена другие разведчики. Теперь их было восемь – явился отставший Габидуллин.
4
Праздничное настроение все больше захватывало людей. Временами казалось, что война уже кончилась, что бойцы просто охраняют загнанных в подземелье фашистов.
Эта мысль совсем было утвердилась, когда показался белый флаг и гитлеровцы запросили парламентера.
Наконец-то одумались! Вот только условие смущало: требовали, чтобы на переговоры вышел офицер в звании не ниже полковника. На КП все поглядывали друг на друга. Где его взять, полковника? Неустроев обратился к Бересту:
– Придется тебе, Алексей Прокофьевич.
– А что же, не возражаю, – поняв комбата, засмеялся Берест.
Майор Соколовский доложил командиру полка Зин-ченко, который находился в штабе полка в доме МВД. Тот одобрил и решение, и выбор. Стали хлопотать вокруг замполита – чистить его одежду, поправлять снаряжение. Гусев уверенно сказал:
– Что ж, осанкой и манерой держаться, Алексей Прокофьевич, ты вполне сойдешь за полковника. Надо только умело сыграть эту роль.
– За этим дело не станет, – весело подмигнул Берест. – Вот фуражечку бы не мешало поновей…
Кто-то вспомнил об Иване Прыгунове, но его фуражка оказалась мала.
– Примерь, может, подойдет моя, – предложил вошедший Матвеев.
Берест надел ее и довольно засмеялся.
