Он слушал вежливо и не прерывал меня. Никогда не следует скрывать своего хорошего воспитания.
— Нет, — продолжал я. — Главный редактор вместо этого попросил извинения у оскорбленного министра юстиции. Хотя все было правдой, хотя доказательства существовали, хотя для того, чтобы установить эту правду, требовалась разве что капелька решимости.
Он все еще не отвечал.
— Предположим, есть доказательства, что Юлле убили.
Я сделал паузу, думая о дешевом триумфе министра юстиции и о финале сенсации. Тот, кто шепнул насчет доклада, был вынужден начать новую жизнь. Репортеру испортили карьеру. Но главный редактор, который покаялся, нажил миллионы на своей журналистике. Он только за гараж в своем Нью-Йорке платит больше, чем его репортер за квартиру.
— Предположим, «Утренняя газета» может раздобыть доказательства.
Я чувствовал, что все это уже звучит назойливо. Шеф поднялся, оттягивая пальцами подтяжки.
— Тогда ими займется полиция. И еще одно: нет никаких параллелей между смертью Юлле и памятной запиской о каком-то там министре юстиции.
Я все еще не сдавался
— Предположим, что тот, у кого есть эти доказательства, хочет остаться неизвестным. Предположим, они могут достаться одной только «Утренней газете».
Шеф медленно направился к двери, чтобы открыть ее.
— Беда этой газеты в том, что ты туго соображаешь, — хмыкнул я.
Он с невозмутимой улыбкой взялся за ручку двери. По-видимому, привык к такому упреку.
— С этим уж ничего не поделаешь, — сказал я.
Он нажал на ручку. И сказал:
— Не рассчитывай, что сможешь продолжать свою временную работу.
Вот зачем он меня вызывал. Это было все, чего он хотел.
Дать мне пинка под зад.
Я поднялся и пошел к двери, которую он все еще держал. И только на пороге недоуменно спросил:
— А в чем дело? Что-нибудь не так с моими фото?
Позднее лето, суббота шведского журналиста. Что это такое, знаем лишь мы, временно исполняющие. Мы это познавали, пока пожизненно нанятые вкушали сваренных со специями раков, посиживая под цветными фонариками в саду.
Демонстрация на Сергельс торь[29]против того или иного диктатора. В Королевском парке — школа народного танца. Чуть потертый рок-идол на Грёна Люнд.[30]А то и какое-нибудь мероприятие с размахом вроде парада автомобилей-ветеранов «За Швецию» на Йердет[31]или выставки печек- гриль на древесном угле — в защиту мира — на Лонгхольмен.[32]
Мотаешься с задания на задание в репортажном автомобиле и спустя несколько суббот и воскресений начинаешь задумываться — а не прав ли был старик Спиро Агню,[33] когда сказал: достаточно одного такого уик-энда, чтобы знать, какие будут все остальные!
Стоишь на площадке Сергельс торь, самом насыщенном фотокамерами месте в мире, и удивляешься: почему оно должно считаться центром Швеции? Так и хочется, чтобы Мария-органистка[34]наконец собралась с силами и попробовала задушить шнуром своего микрофона какого-нибудь ненавистника аятоллы, или чтобы Буссе Ларссон[35] наконец довыступался на сцене Королевского парка до того, чтобы у него лопнули штаны на заднице, или чтобы автомобили-ветераны наконец все сшиблись на Йердет.
Вот это было бы нечто! Момент истины в самый разгар шведского выходного дня.
Раскрутив в голове все это до конца, обреченно и устало улыбаешься, потому что понимаешь, что как раз такие снимки произвели бы сенсацию — в рабочую субботу шведского журналиста.
Так что меняй пленку и старайся дальше. Швеции положено быть скучной летом в субботу, а «Утренней газете» положено добросовестно освещать эту скучищу.
Янне уехал со всеми пленками для первого выпуска, а я уселся поудобнее в яме для прессы перед эстрадой «Зеленки», где выступал очередной рок-идол. Тут по крайней мере нет дождя.
Идет уже двенадцатый час. Я в цейтноте. Стою у одной из проявочных ванн в темной комнате, пытаясь высветить лицо рок-идола. И не могу вспомнить, было оно у него или нет.
Зазвонил телефон. Гюн сняла трубку, там, за дверью, и сразу же пулей прошмыгнула через световой шлюз, взяла трубку здесь и сказала:
— Это тебя.
Я проорал «Иду-у!», чтобы было слышно в трубке, а сам еще покачивал копию рок-идола. Потом опустил ее в закрепитель, сполоснул руки, подошел к телефону и проворчал брюзгливое «алло».
Это был тот самый, молодой, ясный и решительный голос.
— Ты опоздал, — были ее первые слова.
Энергичная, как всегда.
— Я и секунды лишней не потерял.
— Он был мертв, когда ты приехал?
— Об этом я рассказывать не стану.
Она помолчала несколько мгновений. Потом сказала:
— Ты не...
— Нет, никоим образом, — отрезал я. — И не клади трубку, мне надо поговорить с тобой кое о чем, весьма любопытном. Но сейчас я не успею, мне надо доделать работу. Перезвони через полчаса. Я сижу... погоди... добавочный тысяча десять.
Это был номер Тарна. Я услышал, как она засмеялась. И положила трубку.
— Черт, — выругался я.
— Сложности с девицами? — спросила Гюн, семеня мимо.
Я подошел к проявочной ванне и попытался обработать еще одно фото идола.
— Да у него же нет лица, у этого дьявола, — заорал я спустя некоторое время.
— У кого это? — весело спросила Гюн.
— Да у этого пьяницы идола, черт его побери.
— Возьми стандартный портрет, — предложила она, не задумываясь.
— Какой такой стандартный портрет?
Гюн взглянула на меня с удивлением.
— У нас их два варианта, — сказала она. — Рок-певцы с бородой и рок-певцы без оной.
Мне потребовалось десять минут, чтобы подобрать подходящий снимок идола. Это был не шедевр. Но для фанатов сойдет.
Я собрал свои камеры и побежал по длинным коридорам в отдел уголовной хроники. Там было пусто, тихо и темно. Я зажег одну из настольных ламп и стал рыться в столе Тарна, пока не нашел магнитофон. Его можно было включать прямо в телефонную розетку.
Теперь оставалось ждать. Я откинулся на спинку стула и положил ноги на письменный стол.
Сноп света от одинокой лампы колпаком накрывал меня. Отдел уголовной хроники невелик, но по углам темно. В редакциях всегда полно газет, а в углах их просто штабеля.
Странное все-таки у журналистов отношение к газетам. В помещениях редакции можно при желании найти все значительные газеты мира: «Вашингтон пост», и «Канар аншене», и «Аль-Ахрам», и «Файненшл таймc», и «Латин Америкэн ньюслеттер», и «Эйшн дефенс джорнал». Бери и читай, сколько хочешь. Они лежат на виду и ждут. Но никто их не трогает. Их выбрасывают, они попадают в макулатуру и начинают новую бесполезную жизнь.
Но попробуй порыться в куче и найти «Новое о лодках»! Это издание сразу же прибирают к рукам. Еще скорее разбирают «Мир техники» — он расходится почти так же быстро, как «Частная жизнь».
