— Опять-таки, не кажется ли вам, что об этих французах следует узнать побольше? Один из моих помощников посетит их и, оценив величину выкупа — он в этих делах знаток, — доложит мне. Пока же советую вам разузнать о них все, что сможете. Вы же сами сказали, что такова воля императора — чтобы вы действовали как посредник, не так ли?
Последним замечанием Маймаран возложил всю ответственность на Гектора и на этом закончил беседу.
Луис Диас сидел в кабинете Шона Аллена, когда туда вернулся Гектор, и усмешка на лице испанца мало соответствовала разочарованию в голосе оружейника.
— Только-только император пожелал получить разрушитель крепостей, — говорил Аллен, — и вот тебе на: вдруг извещает, что ему желательно устроить огненную фантазию. Это значит, что нам придется потратить часть наших малых запасов пистольного пороха и для опытов с бомбами его останется еще меньше.
Гектор испугался.
— Неужели император хочет выстрелить кем-то из пушки?
Диас громко рассмеялся.
— С чего ты взял?
— В алжирском баньо турки-стражники обвиняли нас в фантазиях, если мы делали или говорили что- то неподобающее.
— Здесь, слава богу, под «фантазией» понимают совсем другое, — успокоил оружейник. — Здесь устраивают такую «фантазию», от которой наш друг, помешанный на лошадях, приходит в восторг. В ней участвует множество весьма возбужденных всадников, гарцующих на лошадях и палящих из ружей в воздух. Это эффектно и расточительно. Называется Лааб аль-Баруд, или Пороховая игра, и требует уймы пороха.
Луис Диас ухмыльнулся еще шире.
— Шон, хватит ворчать. Наш молодой друг заслужил выходной — пусть отдохнет от этой продымленной дыры. Я возьму его и его товарищей посмотреть на представление. А тем временем, будьте так добры, выдайте мне полбочонка хорошего пистольного пороха, чтобы я без лишних проволочек доставил его в королевские конюшни. Фантазия назначена на сегодня, после вечерней молитвы. На болтовню не осталось времени.
Когда Гектор с товарищами под водительством Диаса двинулись прочь от арсенала, а за ними по пятам шел слуга, ведущий мула, груженного драгоценным порохом, Диас продолжал с не меньшим воодушевлением:
— Фантазия — воистину нечто необыкновенное. Вы никогда ничего подобного не видели. Две или три сотни первоклассных всадников на самых лучших лошадях в мире…
Они подошли к дороге, проложенной над головами пленных христиан, и Диас посоветовал ждать здесь.
— Это самое лучшее место для тех, кто хочет увидеть наше представление. На подготовку уйдет часа два, не меньше, а вы тем временем можете провести время с вашими бывшими дружками по галере. Сегодня ведь нерабочий день, и у них тоже выходной. Однако оставьте здесь кого-нибудь, пусть держит ваши места, потому что скоро сюда набежит целая толпа.
Остался Дан, а Гектор с Карпом и Бурдоном спустились в низину и направились к той арке, где помещалась команда «Герасима». Они задумали подвергнуть Пьекура перекрестному допросу, но когда добрались до камеры, некий угрюмый обитатель сообщил им, что комита нет, равно как нет и начальника гребцов. И никто из французов не мог сказать, куда они подевались. У Гектора создалось такое впечатление, что команде было приказано не отвечать ни на какие вопросы и всячески препятствовать ему, Гектору, если он вновь объявится здесь со своими вопросами. Только Бурдон, когда вору удалось разговорить своих соотечественников — они его не узнали, — смог выяснить, что комит и начальник гребцов отправились к мессе.
— Стало быть, у них там, в последней арке, устроена тайная часовня. Служат два француза- священника. А в Мекнес они приехали, чтобы вызволить из плена еще каких-то французов. Мулай заставляет их ждать уже несколько месяцев и что-то темнит насчет размера выкупа. А они тем временем устраивают тайные службы. И комит и еще два человека с галеры теперь как раз там.
— Карп, пойдем-ка в часовню, посмотрим? — попросил Гектор. — Кажется, одному мне являться туда опасно. Жак, а ты, пожалуй, постоишь снаружи да поглядишь. Предупредишь нас, если заметишь, что ловушка может захлопнуться.
Все трое направились к дальней арке. Она была гораздо меньше остальных, и в ней имелась деревянная дверь. Гектор тихо приоткрыл ее и проскользнул внутрь, Карп следом за ним.
Скоро их глаза привыкли к почти полной темноте. Служба была в разгаре. Эта небольшая узкая камера могла вместить в себя не более двух десятков прихожан. Все они, теснясь, стояли на коленях, лицом к переносному алтарю, поставленному у противоположной стены. Перед алтарем, тоже на коленях, стоял священник, молитвенно сложив руки. В этой каморке окон не имелось, свет шел только от одной- единственной свечи на алтаре. Она освещала крест, сделанный из плетеной соломы и прикрепленный к стене. В густом сумраке невозможно было разглядеть ни лиц, ни одежд молящихся. Казалось, все они — в одежде невольников, хотя Гектору показалось, что он узнает широкие плечи начальника гребцов. Никто из прихожан, погруженных в молитву, не повернул головы, все тихо вторили молитвенным взываниям священника.
Стараясь не привлекать к себе внимания, Гектор опустился на колени. Рядом с ним преклонил колени Карп. Люди стояли так тесно, что колени их едва не касались голых пяток впередистоящих. Гектор склонил голову, удивляясь истовости молящихся. Дышать в часовне было нечем — запах сгрудившихся тел бил в нос. Юношу восхищала и храбрость священника, который рисковал головой, устраивая подобные службы, и пылкая преданность его паствы.
Не сразу он осознал, что Карп, стоявший бок о бок с ним, как-то дергается. Поначалу это была только легкая дрожь, но скоро она превратилась в явные телодвижения, непроизвольные содрогания, сотрясавшие все тело. На мгновение Гектору почудилось, что у Карпа припадок. Глаза болгарина были широко распахнуты. Он вперил взгляд в землю с таким ужасом, будто увидел там нечто невообразимое. Гектор пытался понять, что же так напугало его товарища. В полутьме он различил ноги человека, стоявшего на коленях прямо перед Карпом, и, вглядевшись внимательнее, заметил на подошвах этих ног клейма. Кто-то выжег в плоти по кресту, оставив глубокие шрамы.
Опасаясь, что Карп привлечет к ним внимание, Гектор, чтобы успокоить болгарина, тихонько тронул того за плечо. Карп повернул к нему страдальческое лицо, и Гектор жестом показал, что им следует выйти. Тихо поднявшись на ноги и по-прежнему не отпуская Карпа, Гектор открыл дверь, и они вышли на дневной свет. Заглянув в лицо болгарина, Гектор увидел в его глазах слезы. Немого все еще била дрожь.
— Что случилось, Карп? В чем дело? — осторожно спросил Гектор.
Болгарин невнятно и сдавленно мычал, невозможно было понять — от ужаса или от ярости. Что-то подсказало Гектору, что разумнее будет, если его и болгарина не увидят рядом с часовней.
— Нам лучше уйти, — сказал Гектор. — Подальше от греха.
Бурдон был с ними, и болгарин потихоньку начал приходить в себя, однако грудь его все еще вздымалась, и он горестно всхлипывал. Вдруг он наклонился и снял с ноги сандалию. Подняв ногу, он начертил на подошве знак креста, потом указал на свой изуродованный рот, и из гортани его вырвался неистовый вопль.
— Человек с клеймом на подошве как-то связан с твоим вырванным языком, да? — спросил Гектор.
Карп неистово закивал. Присев на корточки, он начертил на земле корабль, галеру. Потом пометил флаг с крестом и, тыча пальцем в него, глухо и мучительно взревел.
— Он с галеры? С нашей галеры?
Карп кивнул.
— Карп, когда мы вернемся в оружейную и успокоимся, Дан своим пером и бумагой сможет помочь тебе объяснить, что именно ты хочешь сказать.
