— Раз на постой прошусь… Ты в гитарных кругах еще вращаешься?
— Эпизодически. А что?
— Убили Стаса Судакова. Слышал о таком?
— Нет.
— Он организовывал концерт Паваротти.
— А-а… Большие бабульки. Знаешь, кто заведует выпуском юбилейных плакатов?
— Неужто сам губернатор?
— Сынуля. Он же и по торжествам рулит. Наши ребята из охраны веселые ходят: говорят, бандиты притихли, все к празднику готовятся. Ватрушки делят.
«Ну, положим, не все еще гоблины занялись ватрушками», — подумал я, вспомнив сегодняшнюю увеселительную поездку на «ауди». Однако в эту минуту Валя крикнула из кухни:
— Эй, солист! Ты мясо солил?
— Ба-лин! — вскочил благородный дон Андрей и вихрем умчался на кухню…
…Через полчаса, отрываясь от неподражаемого мяса в пиве, мы уже внимали очередному андреевскому тосту:
— Пусть успешно пройдет юбилей и пусть нашу вице-столицу поскорей переименуют из Малых Говнищ в Большие Говнищи!
…Еще через полчаса над столом, в исполнении дуэта благородных донов, колыхалось раздольное:
…Спал я сладко.
Пива хватило с избытком.
4.2
— А меня прокатить не желаешь? — улыбнулась Ирина.
— Легко, — я улыбнулся в ответ. — Только зайдем ко мне, машина там.
— Ты еще не переехал?
— А зачем? Самый центр, но тихо. Привык…
Мы шли не спеша и весело болтали: о родителях Ирины, по полгода живущих на даче, о ее братце, мучимом стервой женой и занудой тещей, о лучшем в мире коте Джоне… «Вот он, комплекс старой девы», — подумал я, когда разговор зашел о коте-иностранце. Впрочем, кажется, мужененавистницей Портнова не стала — редчайший случай! Я вспомнил, как однажды, лет десять назад, в одной компании заново влюбился в Ирину, когда она играла на гитаре ту знаменитую песню из «Жестокого романса»…
Нет, Ира, хоть и не замужем, но старой девой ее не назовешь, решил я. Это — женщина: цветущая, невыразимо притягательная. Я уже чувствовал, что оказываюсь во власти ее колдовских насмешливых карих глаз… Первая любовь, дубль третий?!
На подступах к своему жилищу я незаметно для своей спутницы проверился. На улице все было спокойно.
А во дворе несли вахту наши старушки.
— Вот и моя колымага, — сказал я, когда мы подошли к верной «жигулюшке».
— Да… это была она, — отозвалась Ира.
— А ты разве помнишь? — удивился я.
— Я все помню, — значительно заметила она, блеснув глазами.
Серьезно или шутит?! Вечно с ней ничего не поймешь…
— Э, да у тебя бензинчиком припахивает, — сморщилась моя пассажирка, усаживаясь поудобнее на переднем сиденье — насколько позволял ее инструмент. Скрипку она из рук не выпускает, наверное, даже во сне…
— Остроносая ты моя, куда ж от него денешься, от бензина-то?
— Папанька с братом на газе ездят. — Она пожала плечами. — Тройная экономия.
— А заправляться где?
— Да где хочешь. Главное, ты ведь и на бензине сможешь ездить, если что.
— Хм, — я выехал из нашей арки. — Мысль интересная…
Так мы и доехали с ветерком, продолжая легкий треп. Я вышел из машины, помог выбраться даме.
— Спасибо, Валера, удружил. Зайдешь? — спросила моя бывшая соученица, изящным движением принимая скрипку и одновременно поправляя прическу. — Могу пельменями угостить.
— Ты ясновидящая! Зайти к тебе — самое сокровенное мое желание…
— …написанное у тебя на лице, — закончила Ирина, усмехнувшись. — Так и скажи: мол, хочу пельменей!
— Я только машину поставлю, и сразу поднимусь. — Возражать ей не хотелось. — Этаж помню, а квартира… двадцать вторая, да?
— Она самая. Жду. — И Портнова исчезла в подъезде.
Через пятнадцать минут я нажимал кнопку звонка.
— Проходи, — пригласила Ирина. Теперь поверх нового малинового бархатного платья на ней красовался симпатичный фартук. — Давай сразу на кухню, у меня процесс уже идет.
— А где мама с папой? — Я прошел на кухню и поставил на стол мартини.
— О-о! Уважаю, — одобрительно подняла брови Ирина, оценивая бутылку. — Родители уехали к бабуле в Гейгер на недельку. Отец отпуск догуливает, мама на пенсии, с дачи урожай убрали — вот и устроили каникулы.
— А ты?
— У меня работа, — вздохнула она. — Садись, я сейчас закончу салатик, а там и пельмени подоспеют.
— Помочь? — вызвался я.
— Сиди уж. — Она отмахнулась, открывая настенный шкафчик. — Когда женщина на кухне, мужчине там делать нечего… Впрочем, открой-ка мне горошек с кукурузой. — И она извлекла из недр шкафчика две жестянки.
Я с блеском выполнил задание хозяйки, а потом только и делал, что пытался не захлебнуться слюной, — до того чудные запахи витали над столом…
Наконец пельмени были разложены, спиртное разлито, и я не нашел ничего лучшего, как предложить:
— Выпьем за здоровье!
— Давай попробуем, — чокнулась со мной хозяйка. — Вдруг нам повезет?
Мы выпили. Она похвалила мартини, я — ее пельмени. Вдруг Ира посмотрела куда-то за мою спину и ласково заговорила:
— Джонни! Ну, иди к нам, моя рыбка! Не бойся, дядька тебя не тронет. Это хороший дядька…
Я обернулся. В кухню вошел пушистый бело-розовый кот.
— Краса-а-вец, — улыбнулся я зверьку. — Пойдешь ко мне? — И я приглашающе похлопал рукой по ноге.
Джон тут же запрыгнул ко мне на колени, улегся и замурлыкал, когда я принялся поглаживать его шерстку.
