вокалисту надо отдать больше всех.
— Почему это? — удивился я.
— Так всегда бывало, так принято. Эти вокалюги считают, что у них горло бриллиантовое, а когда поют они — рубинами публику осыпают. Вон, Болтунову в филармонию приглашали. Так она говорит: песня — штука баксов.
— Ты серьезно? — Челюсть у меня отвисла балконом.
— Вполне, — кивнула Портнова. — Ты ешь салатик, ешь…
— Представляю, сколько обещано Паваротти, — присвистнул я.
— Думаю, что не представляешь, — возразила моя подруга.
Мы помолчали. Я вспомнил о своей мужской обязанности и разлил оставшееся вино.
— Есть такой старый партийно-депутатский тост, — подняла бокал Ирина. — Выпьем за нас с вами и за хрен с ними!
— Хрен им с телячью ногу! — подхватил я.
Мы стали пить чай. Конфеты оказались мои любимые: халва в шоколаде.
— Слушай, — спросил я, размешивая сахар, — а что это за деятель такой — Доницкий?
— Председатель местного отделения Союза композиторов. Меня весной на работу звал… Нашел дуру! Он будет со всех концертов башли стричь, а я — афишки расклеивать…
— А разве только через него можно концерт устроить? Если где-нибудь в заводском дворце культуры?
— Можно, конечно. Только это не престижно, и денег на этом не заработать. Мы вот ездили года два назад — так все норовят натурой расплатиться. Хорошо, если, к примеру, сыром или маслом. А если гвоздями? У нас ведь еще местных композиторов полно. Все пишут, пишут — а играть их симфонии никто не хочет: дрянь дрянью. Как быть? Вот и идут на поклон к Доницкому: помоги, Пал Андреич!
— Но должна же быть какая-то возможность музыканту самому пробиться! Конкурсы там…
— О, конкурсы — это еще смешнее! — скривила губы Портнова. — Вот был у нас последний конкурс на лучшую юбилейную песню — может, слышал?
— Вроде слышал, — неуверенно кивнул я.
— Конкурс был анонимный. Из десяти представленных песенок восемь насочинял сам Доницкий. И получил первую, вторую и две третьих премии. Компетентное жюри…
— Ну, а исполнители? Где еще у нас можно работать музыканту?
— В оперу и филармонию не влезешь: очень блатные места, для этого следует спать с кем надо… Помнишь старый анекдот? В оперный театр приходит певица устраиваться на работу и спрашивает: «Скажите, где тут у вас диван, на котором голоса проверяют?»
Смеяться мне почему-то не захотелось.
— Ладно, спасибо этому дому, — поднялась со стула Ирина. — Сейчас со стола уберу и побегу.
— Куда ты спешишь? Останься!
— Нет, Валера, у меня школа через два часа. В другой раз…
— Я тебя подброшу.
— Может, лучше не надо? А то в тебя ведь стреляют время от времени. К тому же выпили мы с тобою… Посиди-ка лучше дома!
— И не подумаю. — Я встал из-за стола и пошел облачаться в бронированную одежку. — У меня в ГАИ прихват.
Одевшись и пополнив боекомплект, я вернулся на кухню. Портнова уже снимала фартук, оглядываясь по сторонам.
— Ты не видел мою балалайку? — спросила она.
— Что ж ты так неуважительно о своей скрипке? — удивился я, доставая футляр из-за тумбочки. — Старинная?
— Восемнадцатый век, — кивнула она.
— Покажи, а?
— Ты что, скрипок не видал? — засмеялась Ирина, однако футляр открыла и распеленала завернутый в мягкую ткань инструмент.
Я залюбовался изящными линиями: вот кокетливо изогнулся завиток; вот встречаются, словно две волны, ус и эс; вот тускло блеснула старым лаком верхняя дека… Вспомнилось, как любовно описывал Орлов альт Альбани.
— Кто автор, знаешь? — спросил я, неохотно отрывая взор от скрипки.
— Не помню, — отозвалась Портнова, снова укутывая инструмент. — Когда профилактику делали, мастер внутрь заглядывал. Там написано имя автора и год — тысяча семьсот девяносто какой-то.
— Заграничный?
— Нет, наш… Ну что, поехали? — Ирина перекинула футляр через плечо.
И мы поехали.
6
goblins.bad
По дороге наш разговор по-прежнему вертелся вокруг да около музыкальной мафии — или, если угодно, вокруг околомузыкальной мафии. Я уже пожалел, что не посоветовался вовремя с Приятелем, и спросил наудачу:
— Ира, у тебя не осталось каких-то материалов о Доницком? Или о местных композиторах вообще?
— Надо посмотреть, — ответила Портнова. — Когда он меня сватал, давал пару-тройку своих брошюрок и какие-то списки, что ли… А зачем тебе?
— Да все затем же, — усмехнулся я, поглядывая в зеркало заднего вида. — Cui prodest, как говорили древние римляне — кому выгодно?
— Обдирать музыкантов выгодно всем, — пожала плечами Портнова.
— Но некоторым — еще более выгодно, чем всем.
— Может быть. Только вряд ли ты, Валера, найдешь там что-то интересное.
— А где, по-твоему, искать?
— Ну, я не знаю… хотя бы в тех же кабаках, на свадьбах, юбилеях.
— Народу там, наверное, море!
— Не так и много, между прочим. Пару-тройку «брюхочесов» я знаю лично, да и полные списки, если что, составлю.
— Это кто такие — «брюхочесы»? — рассмеялся я.
— Гитаристы. Вспомни, каким движением на гитаре «трень-брень» делают.
Дело обстояло не так уж и плохо. Ай да Приятель! Какого нужного человека мне отыскал! Если бы еще нам с Портновой общаться почаще не только по делу… <Ctrl/Break>, Мареев! Первым делом мы испортим самолеты, ну а девушек…
— Когда ты сможешь все это узнать? — спросил я с надеждой, останавливаясь у подъезда Портновой.
— Сегодня-завтра. Дома посмотрю, в школе поспрошаю. — Ира отстегнула ремень безопасности и вышла из машины, аккуратно закрыв дверцу.
Я последовал за ней и уже собрался чмокнуть ее в щечку, но вместо этого хлопнул себя по лбу:
— Чуть не забыл! А где он живет, этот Доницкий?
— В «музыкальном доме», на углу Тимирязева и Малахова. Квартира восемьдесят восемь. Запомнишь или записать?
