фляжку.
– Но после окончания задания, – категорически сказал Ершевский.
Тополянский демонстративно отхлебнул и оставил последнюю фразу без комментариев. Обсудив еще ряд более мелких вопросов, связанных с очередным номером газеты «Живи и богатей», мы отправились заниматься своими делами до вечера.
Мы с Тополянским уединились у меня в кабинете. Евгений уселся в моем кресле, положил ноги на мой стол, отхлебнул и спросил:
– Ну, что делать будем?
Я разместился на подоконнике и глядя на улицу, сказал:
– Надо подумать.
– Понял, – тут же отреагировал Тополянский и полез в шкафчик за стаканами.
– Нет, я не в том смысле, – сказал я, видя как коричневая жидкость наливается в мой стакан. Скорее всего, это был коньяк.
– А чо-о? – протянул Тополянский. – Сейчас накатим, потом плюнем на всю эту херню и поедем к девочкам.
– Какое накатим! Какие девочки! Работать надо! – поморщился я.
И тут мне пришла в голову неожиданная мысль. Я на минуту задумался и сказал Тополянскому:
– А впрочем, почему бы и нет? Поехали к девочкам. И прямо сейчас.
Тополянский недоуменно на меня посмотрел, отхлебнул из стакана налитое мне спиртное и, спрятав фляжку в карман, резко поднялся.
Через час мы сидели у Мамочки. Правда, сидел-то я, а Тополянский возлежал с двумя нимфоманочками на диване, не выпуская при этом из руки фляжку. Я излагал Мамочке и Рыжей суть дела.
– Все поняли? – спросил я под конец.
Они молча кивнули.
– Несколько ящиков высококлассного спиртного и помещение мы обеспечим. Кроме того, всех ожидает хорошее вознаграждение. Я правильно говорю? – обратился я к Тополянскому.
Тот на несколько секунд оторвался от девочек и сказал:
– Без проблем! Я уже говорил... Четыре ящика «Смирнова», правда, ростовского. Но для десантников пойдет... Плюс каждой по триста баксов сверху за удачно проведенную операцию.
– Итак, послезавтра в двенадцать часов мы за вами заезжаем, – подвел итог я.
Я поднялся и потащил за собой Тополянского, который канючил и упирался. У Мамочки ему очень понравилось, и к моменту нашего ухода он уже договорился с нимфоманочками о приятном времяпровождении.
К вечеру этого дня я побеседовал с членами штаба и выяснил для себя зону наибольшей агитационной активности муханевской солдатни и приблизительное количество задействованных на эти цели людей. Получалось, что в интересующей нас зоне оврага действуют примерно тридцать человек курсантов. Исходя из этого, количество проституток должно быть никак не меньше десяти. Я позвонил Рыжей и сообщил ей это. Она обещала за два дня решить вопрос с кадрами.
Вечером этого же дня, после очередной встречи Ершевского с избирателями я сообщил Пентиуму о намечаемых мной планах по компрометации агитаторов генерала Муханева. Приятель пощелкал несколько секунд и в принципе одобрил мой план, хотя и посетовал на то, что я мог бы с ним и
ПОСОВЕТОВАТЬСЯ!
И в довершении, чтобы, видимо, уколоть меня, он сказал:
НАДЕЮСЬ, ХАКЕР ПОНИМАЕТ, ЧТО ВСЯ ОПЕРАЦИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ ПРОВЕДЕНА БЕЗ НЕПОСРЕДСТВЕННОГО УЧАСТИЯ КОГО-ЛИБО ИЗ ШТАБА ЕРШЕВСКОГО ДАБЫ ВПОСЛЕДСТВИИ ЭТО НЕ ОБЕРНУЛОСЬ ПРОТИВ ВАС ЖЕ САМИХ.
– ЗА ДУРАКА МЕНЯ СЧИТАЕШЬ?
– спросил я его.
Пентиум оскорбительно долго шуршал своими мозгами, после чего ответил:
СКОРЕЕ НЕТ, ЧЕМ ДА.
«Ну, и на том спасибо», – подумал я и, несколько расстроившись, пошел спать.
И все же перед сном я решил сделать один звонок. Я набрал московский номер, который мне дал господин Булдаков вместе с материалами по делу об убийстве его племянницы. После нескольких секунд ожидания трубку снял сам хозяин квартиры. Я поздоровался и извинился за поздний звонок. Он сразу прервал мои извинения и попросил перейти к делу. Я почему-то сразу понял, что это не жест надменности, а глубокая заинтересованность человека в получении информации по делу. Я изложил ему вкратце события последних дней, закончив свой рассказ тем, что назвал имена непосредственных убийц Оксаны.
– Я благодарен вам за проделанную работу. Но меня больше интересует, кто за ними стоит, – после некоторой паузы проговорил Булдаков.
Я рассказал ему о подозрениях РУОПа насчет Бурова, но оговорился, что конкретных доказательств нет и что сейчас ищут аудиокассету с записью его разговора с Филимоновым.
– По всей вероятности, – сказал я, – из-за этой кассеты и было совершено несколько убийств, в том числе и Оксаны.
Булдаков спросил меня, возможно ли в случае нахождения этого компромата заказчик преступления понесет наказание по всей строгости. Я ответил, что стопроцентной уверенности нет, но шансы очень высоки. После некоторого молчания он сказал, что ему нужны как раз стопроцентные гарантии. Я сказал, что таких гарантий никто не может дать. Булдаков еще немного помолчал, затем еще раз поблагодарил за проведенное расследование, сказал, что при удобном случае рассчитается со мной и повесил трубку.
Утром во время завтрака я вспомнил о том, что не спросил Приятеля, что он имел в виду, когда советовал мне перечитать «Мертвые души». Но учитывая его вчерашнее оскорбительное поведение, решил все же не связываться с ним сегодня и поехал на работу.
Первым делом я спросил у дежурившего на входе Михаила, где в данный момент находится Тополянский.
– Ждет вас в вашем кабинете, – ответил он.
Я тут же направился в кабинет и застал там Тополянского во вчерашней позе: развалившегося в моем кресле с ногами на столе.
– Как дела? – коротко спросил я его.
– Отлично, – ответил он.
– Груз готов? Место найдено?
– Все нормально, – сказал он. – Товар закуплен, место подыскивается. После обеда будут результаты.
– Смотри не подведи...
– О чем ты говоришь, – почти обиделся Тополянский.
После разговора мы отправились на планерку, где у нас тут же поинтересовался Джаванидзе насчет принимаемых нами мер в том направлении, о котором вчера шла речь. Тополянский, вальяжно отхлебнув, заявил, что меры предпринимаются самые серьезные и результаты не заставят себя ждать. Джаванидзе не стал вдаваться в дальнейшие распросы и предоставил слово Петушевскому.
Георгий был с утра мрачен и сразу перешел к делу, сообщив собравшимся:
– В сегодняшней прессе опубликован ряд социологических опросов в которых мой рейтинг в предвыборной гонке не поднимается выше третьего места. Не скрою, это меня серьезно беспокоит.
– И в какой же это прессе? – вступил в перепалку Тополянский. – Уж не в газете ли «Будни в погонах»?
– Да. Именно в ней. И в «Вестях из Тарасова» тоже.
– Спорю на сто баксов, что в «Буднях» на первом месте стоит Муханев, а на втором – Пальцев, а в «Вестях» наоборот – Пальцев на первом.
Я решил помочь Тополянскому и сказал:
