И с той поры в душе ЕленыНеповторимые глаза;В слезах молясь на образа,Она их ощущала плены,И предвкушенная любовьОкрашивала жизни новь.28Riene с широкими глазамиЕленин выслушала сонИ побледневшими устами:— Леандр… Леандр… Но кто же он? —— Он мысль моя! — и Кириена,Пугаясь странного рефренаВ устах кузины, с этих порНе заводила разговорПро этот бред. И Lugne молчала,Меж тем, все думая о сне,Сама с собой наединеПрипоминала все сначала,И явью сон готов был стать,Но вдруг все путалось опять…29Уже и день Преображенья,А там пора и по домамНа молчаливые сраженья —Уделы девствующих дам…Обидно ехать из деревни,Когда все краше ежедневнейПростерший листья старый клен,Как гусьи лапы на балкон,Когда нагроздена рябинаИ яблонями пахнет сад,Когда ряд пожен полосат,И золотеет паутина,Когда в настурциях газон,Но Петербург сказал: «Сезон».30В ее руках — одна неделя,А там она сама в рукахНе упоительного Леля,А мужа в английских усах…Lugne с Кирой жадно ловят мигиИ, отложив на время книги,С утра до ночи по лесам,Внемля крылатым голосам,Блуждают в полном упоеньи,Поблекнувшие от тоски,Целуя желтые листки,И, жниц усталых слыша пенье,Сочувствуя судьбе крестьян,Готовы сами в сарафан…31В лесу, над озером, на горке,Белеет женский монастырь,Где в каждой келье, точно в норке,Прокипарисенный пустырь.Там днем — молитвы покаянья,Смиренье, кроткость, воздыханья,Души и тела тяжкий пост…Но не для всех тот искус прост,Не все покой приемлют души,Не все покорствуют-тела, —Творятся тайные дела,Слова протеста слышат уши,И видел восходящий деньШарахающуюся тень…32Подруге предлагает КираПройтись когда-нибудь пешком —Беру клише — «в обитель мира»,С котомкою и с посошком,Как ходят толпы русских странниц,Что для вертушек и жеманницИз города совсем смешно,Но радостью озареноДля наших милых богомолок.И, не откладывая план, —На удивление крестьян, —Они выходят на проселок
