До слуха хрупкого Маруси…15Закат оранжевый, орусивСлегка пшеничность мягких кос,Вложил в ее уста вопрос:«Я слышала, ты ждешь ВарюшуКакую-то… Но кто ж она?Она в тебя не влюблена?О, не смущайся: не нарушуЯ вашей дружбы…» — А в глазахБлеснули слезы, и в слезахОна обиженную душуОплакивала не шутя.Маруся это monstre[5] — дитя…Я ей признался, что до встречиС ней, может быть, когда-нибудьИ пробовал я обманутьСебя иллюзией, но путьМой твердым стал при ней, что речиБылые, детские, не в счет,Что я теперь совсем не тот,Что я серьезнее и старше,Что взрослый я уже почти,Что «ты внимательно прочтиСтраницы сердца: в них не маршиПарадные, а траур месс»,Что я без шалостей и безКаких бы ни было там шутокЕе люблю, что мрачно-жутокМой умудренный жизнью взор;Я указал на кругозорЕй мой, на важные заданья,На взлет идей, и, в назиданье,По предположенным усамКрутя рукой, «белугой» самРасплакался перед малюткой…И розовою незабудкойЛицо Маруси расцвело, —Она нашла успокоеньеВ моих словах: спустя мгновеньеБезоблачным мое челоИ ласковым, как прежде, стало.Чего бы нам не доставало,Имевшим все: полки солдат,Корабль и кукол гардеробы,Любви веселые микробы,Куртин стозвонный ароматИ даже свой Chateau d'amour,Объект стремлений наших кур?!.16Мелькали девять лет, как строфыВ романе, наших дач ряды —Все эти Стрельны, Петергофы,Их павильоны и пруды.Мы жили в Гунгербурге, в Стрельне,Езжали в Царское Село.Нет для меня тоски смертельней,Чем это дачное тягло!..Не то теперь. А раньше? Раньше,Не зная духа деревень,Я уподоблен капитанше,Считавшей резедой… ревень!Вернувшись с дачи в эту осень,Забыв роскошное шатоИ парка векового лосень,Я стал совсем ни се — ни то:Избаловался, разленился,Отбился попросту от рук…Вот в это время появилсяИльюша, будущий супругМоей сестры. Я на моментеПредсвадебном остановлюсьИ несколько назад вернусь…17Отец ушел в запас. В Ташкенте,Где закупал он в город ЛодзьМануфактуры ткацкой хлопок,Он пробыл года два. От «стопок»Приятельских (ах, их пришлосьЕму немало!), от кроватокНа мокрой зелени палаток,От путешествия в Париж,Что обошлось почти в именье,От всех Джульетт, от всех Мариш,Почувствовал он утомленьеИ боли острые в груди:Его чахотка впереди