Распыливалась. Пристяжные,Олебедив изломы шей,Тимошки выкрики стальныеВпивали чуткостью ушей.Хрипели кони и бесились,Склоняли морды до земли.Струи чьего-то амарилисНезримо в воздухе текли…В лесу — грибы, костры, крюшоныИ русский хоровой напев.Там в дев преображались жены,Преображались жены в дев.Но девы в жен не претворились,Не претворялись девы в жен,Чем аморальный амарилисИ был, казалось, поражен.20Сын тети Лизы, Виктор Журов,Мой и моей Лилит кузэн,Любитель в музыке ажуров,Отверг купеческий безмен:Студентом университетаОн был, и славный бы юристМог выйти из него, но этоНе вышло: слишком он артистДушой своей. Улыбкой скаляСвой зуб, дала судьба успех:Теперь он режиссер «La Scala»И тоже на виду у всех…О мой Vittgrio Andoga!Не ты ль из Андоги возник?…Имел он сеттера и дога,Охотился, писал дневник.Был Виктор страстным рыболовом:Он на дощанике еловомНередко ездил с острогой;Лая изрядно гордых планов,Ловил на удочку паланов;Моей стихии дорогой —Воды — он был большой любитель,И часто белоснежный кительНа спусках к голубой рекеМелькал: то с удочкой в рукеОн рыболовить шел. ЛовитеМомент, когда в разгаре клёв!Благодаря, быть может, Вите,И я — заправский рыболов.В моей благословенной Суде —В ту пору много разных рыб,Я, постоянно рыбу удя,Знал каждый берега изгиб.Лещи, язи и тарабары,Налимы, окуни, плотва.Ах, можно рыбою амбарыНабить, и это не слова!..Водились в Суде и стерлядки,И хариус среди стремнин…Я убежал бы без оглядкиВ край голубых ее глубин!…О Суда! Голубая Суда,Ты, внучка Волги! дочь Шексны!Как я хочу к тебе отсюдаВ твои одебренные сны!..21Был месяц, скажем мы, центральный,Так называемый — июль.Я плавал по реке хрустальнойИ, бросив якорь, вынул руль.Когда развесельная стихлаВода, и настоялась тишь,И поплавок, качаясь рыхло, —Ты просишь: «И его остишь!» —В конце концов на месте замер,Увидел я в зеркальной рамеРечной — двух небольших язей,Холоднокровных, как друзей,Спешивших от кого-то в страхе;Их плавники давали взмахи.За ними спешно головлиЛобастомордые скользили,И в рыбьей напряженной силеТакая прыть была. ЦелиСорожек, точно на буксире,И, помню, было их четыре.И вдруг усастый черный чертЧуть не уткнулся носом в борт,Свои усища растопырив,Усом задев мешок с овсом:Полуторасаженный сом.Гигант застыл в оцепененьи,И круглые его глаза,