Над жизнью склонясь, как над урной,Еще не ослабнул душой:В республике миниатюрнойНалажен порядок большой.Пускай мы в надеждах разбитыИ сброшены в бездну с горы —Мы сыты, мы — главное — сыты,И значит — для веры бодры.Мы верим — не можем не верить! —Мы ждем — мы не можем не ждать! —Что мир воцарится в той мере,Какая вернет — Благодать.
Поэза душевной боли
Из тусклой ревельской газеты,Тенденциозной и сухой,Как вы, военные газеты,А следовательно плохой,Я узнаю о том, что в миреИдет по-прежнему вражда,Что позабыл весь мир о миреНадолго или навсегда.Все это утешает малоТого, в ком тлеет интеллект.Язык богов земля изгнала,Прияла прозы диалект.И вот читаю в результате,Что арестован Сологуб,Чье имя в тонком аромате,И кто в словах премудро-скуп;Что умер Леонид Андреев,Испив свой кубок не до дна,Такую высь мечтой прореяв,Что межпланетьем названа;Что Собинов погиб от тифаНелепейшею из смертей,Как яхта радости — от рифа,И как от пули — соловей;Что тот, чей пыл великолепен,И дух, как знамя, водружен,Он, вечно юный старец РепинВ Финляндии заголожен.Довольно и таких известий,Чтоб сердце дало перебой,Чтоб в этом благодатном местеСтал мрачным воздух голубой.Уходите вы, могикане,Последние, родной страны…Грядущее, — оно в тумане…Увы, просветы не видны…Ужель я больше не увижуРодного Федор Кузмича?Лицо порывно не приближуК его лицу, любовь шепча?Тогда к чему ж моя надеждаНа встречу после тяжких лет?Истлей, последняя одежда!Ты, ветер, замети мой след!В России тысячи знакомых,Но мало близких. Тем больней,Когда они погибли в громахИ молниях проклятых дней…
