Слева от стоянки киев расположена шаровая гавань. Парк шаров у Кутузова состоит из четырех комплектов. У каждого комплекта своя деревянная корзина-ящик, в каковых ящиках носят слесарные и столярные инструменты. Ящики озаглавлены и тоже имеют свои точно обозначенные места. Поднимем первый ящик. Шары белые, обычные, на ящике написано: «ШБ — шары белые», под ящиком на полке тоже значится: «Место для ШБ». Во втором ящике шары желтые, в третьем — розовые, и, наконец, в четвертом — шары особые. На ящике так и написано: «СК — слоновая кость. Шары особые. Брать по особому разрешению маркера». И там, где место, необычная надпись: «Почетное место для шаров СК». Удивительные шары! У некоторых слоновокостная поверхность тронута паутинкой трещинок, как краска на старинных картинах, что придает им еще более антикварный вид. Один шар треснут основательно, буквально опоясан трещиной, и даже есть на нем щербинка. Это случилось в жаркий полдень 1983 года, когда отдыхающий Гвасалия применил запрещенный, насилующий удар по шару, стоящему возле лузы, но у борта. Удар был столь сокрушителен, что шар в ужасе вскочил в лузу, но не выдержал насилия и треснул. Гвасалия с тех пор был навсегда лишен права играть особыми шарами СК, а прочие мастера обычно стараются треснутый шар забить поскорее, чтобы он не рисковал, находясь в долгом сражении.
Но еще более удивителен шар под номером 14. Взгляните-ка на него. Бог ты мой родимый! да на нем золотая цифра! Так точно и есть, и золотая, а вернее сказать — позолоченная. Не утерплю до других глав и поведаю сейчас, как в 1985 году проходила долгая затяжная игра на крупные деньги между отдыхающим Рабинзонсоном и отдыхающим с редкостной фамилией Зима. Такая разве что станция есть в Сибири. Рабинзонсон был в поре расцвета, и Зима чаще проигрывал, чем выигрывал; постепенно накопилась изрядная сумма проигрыша. Тогда Зима поставил такое условие: играть последнюю партию в русскую пирамиду, и если он проигрывает, то передает Рабинзонсону свои «Жигули», а если выигрывает, то Рабинзонсон прощает ему долг да плюс платит еще столько же. Рабинзонсон некоторое время думал, почесывая на себе различные места; «Жигули» у Зимы были пощипанные, но все же, стоили больше, чем накопилось проигрыша; и Рабинзонсон согласился, доверившись своему везению и наивысшему расцвету. Стали играть. И пошли, что называется, ноздря в ноздрю — Рабинзонсон положит шар, и Зима кладет, Рабинзонсон повалит два подряд, и Зима отвечает тем же. В конце игры на столе остался один шар под номером 14 и биток, то есть, шар, которым играют, но его нельзя при русской пирамиде забивать в лузу. По очкам у Рабинзонсона оказался сильный отрыв, хотя Зима в эндшпиле назабивал много, но, как говорится, собрал весь мусор — то бишь, шары с низким номиналом. Шар под номером 14 должен был стать решающим.
Долго катали его, никак не могли заколотить. Волновались — ставки-то какие! Рабинзонсон молча вытирал постоянно запотевающий нос, а Зима пел свою обычную в минуты душещипательной игры песню:
Что такое пандейра, он, кажется, знал, но никому не говорил. Зима — интересный человек. Однажды он на пишущей машинке сатирика Петрованова станцевал кумбиамбу — латиноамериканский танец с зажженными купюрами в руках. Машинка после этого оказалась все еще пригодной к работе, а купюры — червонец и пятерка — сгорели дотла.
Итак, волнуясь и песенно спрашивая, может ли быть самба без пандейры, Зима вдруг ухитрился так поставить четырнадцатый шар супротив срединной лузы, что забить его такому мастеру и в таком расцвете, как Рабинзонсон, не составляло никакого труда. Зима взвыл и стал бить ногою об пол, а его соперник, весело хихикая, засуетился около стола, прицелился, ударил и — промахнулся! Невиданно, невероятно, необычайно промахнулся!
— Да зачем же он так! — взвизгнул Рабинзонсон отчаянно. Шар тем временем походил по столу и замер в такой позиции, что забить его не представлялось возможности даже для таких асов, как Жирноклеев или Комаров. И тем не менее, случилось второе чудо. Зима, еще не окончательно пережив промах соперника, небрежно подошел к битку, небрежно прицелился, небрежно ударил и — забил четырнадцатый шар в очень отдаленную угловую правую лузу. И снова возопил Рабинзонсон:
— Да зачем же он так!
И снова Зима стал бить ногой об пол, но уже не горестно, а радостно, ликующе, дико. Потом он стал отплясывать самбу, и, видимо, используя при этом необходимые элементы пандейры. Затем он извлек из лузы четырнадцатый шар и расцеловал его, как Ромео Джульетту.
— Позолочу! Позолочу тебя! — клятвенно пообещал он своему благодетелю и выпросил его на пару дней у маркера Кутузова. Тот нехотя согласился, но зато как он был удивлен и обрадован, когда ровно через два дня Зима вернул шар под номером 14, и этот номер сверкал свежей, ликующей позолотой.
Вот такая история. Ну, кладем позолоченный шар в его уютную деревянную ладью и ставим ладью на почетное место для шаров СК.
Что еще есть в шкафу на других полках? Есть вязанные из тонкой шерсти перчатки для левой руки со срезанными кончиками пальцев. Некоторые предпочитают играть в перчатке — по ней хорошо скользит кий. Одна перчатка и для левой руки — это если кто-то левша.
Мел в шкафу двух сортов — обычный белый, каким дети в школах пишут «Мама мыла раму», и синий, французский, специально изготовляемый для бильярда. Белый — для записи счета на доске и разметок на сукне стола при особых играх. Синий — для натирания кончика кия.
Красиво висят в шкафу не только кии, но и треугольники для установки пирамиды. Их зачем-то целых пять, хотя вполне достаточно было бы иметь один, ну в лучшем случае — два. Но маркер Кутузов любит, чтобы всего было в достатке. У него и «тещ» три штуки. «Теща» — это такая вспомогательная палка с дощечкой на конце. Она используется в исключительных случаях, когда до шара трудно дотянуться. Многие игроки «тещу» презирают, говоря: «Сам не в состоянии, тещу попроси». Маркер Кутузов тоже предпочитает вместо «тещи» использовать летучий удар одной рукой, когда кий на весу и нужно изящно дотянуться и ударить виртуозно, но он соглашается, что и «тещей» надо уметь пользоваться, а не игнорировать ее полностью.
В шкафу есть часы, хотя на стенах бильярдного зала висят двое часов. Кутузов — любитель следить за временем, и в каморке у него еще два будильника, и оба тикают, и оба дают точные показатели.
Еще в шкафу есть вазочка, в которой натыкано множество карандашей и шариковых авторучек, а на верхней полке слева лежит толстенный том. На обложке его начертано внушительное заглавие: «Гроссбух клуба любителей шара и лузы. Пансионат «Восторг» Министерства культуры РСФСР. Маркер Кутузов Г.И. 1979 — …» Второй год не проставлен. Когда гроссбух закончится, Гектор Иванович проставит год и начнет новый гроссбух… Ах ты, Боже правый! Он ведь никогда не впишет эту конечную дату, эти роковые «1991»! И никогда не начнет свой новый гроссбух. Это тогда, когда все еще было цело — страны, люди, пансионаты, бильярдные, — маркер Кутузов полагал, что не один и не два гроссбуха впитают в себя славную историю бильярдного зала пансионата «Восторг». С каким терпением, с какой любовью он красиво записывал все игры, происшедшие в его владениях. Разумеется, игры, достойные войти в историю, а не те расхожие, что играются белыми или желтыми шарами.
В каморке у Кутузова есть и другой гроссбух. В нем представлена совершенно иная история. Она тайная, и о ней будет рассказано позже.
Пройдемся еще раз по бильярдному залу, чтобы отметить другие его достопримечательности. Чем украшены стены? Во-первых, картой мира, огромной, глянцевой и очень красочной, на ней особо отмечены страны, где царствует и развивается бильярдное дело; во-вторых, описаниями правил разнообразнейших игр, которые можно сыграть на покрытом зеленым сукном столе с помощью кия и шаров. Вы скажете: русская пирамида, московская (ее еще иногда называют сибиркой), американка, пул, ну, разве что еще некоторые назовут карамболь (да, кстати, мы забыли заглянуть на ту полку шкафа, где лежат карамбольные фишки), а что, кроме этих игр разве существуют другие? А как же! Позвольте перечислить: пачекот, кайза,
