Священного Синода. Глава Правительства товарищ Иосиф Виссарионович Сталин сочувственно отнёсся к этим предложениям и заявил, что со стороны Правительства не будет к этому препятствий. При беседе присутствовал заместитель председателя Совнаркома СССР Вячеслав Михайлович Молотов».
– Хорошо, – кивнул Сталин. – Нет возражений?
– Какие могут быть возражения? – развёл руками митрополит Сергий.
– В таком случае у меня ещё вопрос. В Москву желает приехать делегация англиканской церкви во главе с архиепископом Йоркским. Когда лучше их принять?
– В любое время после выборов Патриарха, – ответил Сергий.
– Мне кажется, лучше будет принять англичан месяцем позже, – сказал Молотов.
– Посмотрим, – сказал Сталин, резко поднимаясь со своего места.
Митрополиты поднялись медленнее. Сергий произнёс короткое слово:
– Мы от всего сердца благодарим Правительство и лично вас, Иосиф Виссарионович, за всё, что произошло сегодня. Это великий день.
– Точнее, ночь, – засмеялся Сталин.
– Может, позвать фотографа? – спросил Молотов.
– Какой фотограф! – возмутился Сталин. – Второй час ночи! Сфотографируемся в другой раз.
Проводив троих митрополитов до самой двери своего кабинета, Сталин вернулся к Молотову, Поскрёбышеву и Карпову. Строго распорядился:
– Позаботьтесь, чтоб завтра же сочинённое вами сообщение о данном приёме было опубликовано в центральной прессе.
– В «Известиях»?
– Ну не в «Правде» же!
92
Барабанный житель окончательно пошёл на поправку, пора было ему и честь знать. Он сам объявил об этом:
– Сегодня ночью уйду.
Но батюшка уговорил его ещё на денёк задержаться:
– Погоди, завтра праздник перенесения мощей Александра Невского. Последний день под суворовской шапкой побудешь хотя бы. Знаешь ты, что сей праздник означает?
– Не знаю, батюшка.
– Пётр Первый задумал перенести останки святого благоверного князя из Владимира, где они хранились, в Санкт-Петербург, туда, где Александр одолел шведов и обрёл славное прозвание Невский. Для сего была основана Александро-Невская лавра. С тех пор мощи покоятся там, где он одержал свою первую славную победу.
– Батюшка, простите меня! – вдруг застонал Луготинцев.
– Да что ты!
– Вы такой хороший… А я – убийца. Никогда не забуду, как я её застрелил.
– Ох, и не говори! – вспомнил отец Александр, с кем имеет беседу. – Сей грех тебе всю жизнь искупать придётся. Ведь ты знаешь, кого я воспитываю? Её детишечек. Так-то. Ты их сиротами сделал, а я поднимаю. Мишу и Сашу. Были они Медведевы, а стали мои, Ионины.
– Зачем вы мне душу травите!
– Затем, чтобы она больше не засыпала, раз уж проснулась. Ты сам говорил, что раньше не горевал об убитой тобой Таисии. А потом в тебе душа проснулась, и ты стал человеком.
– Рановато. Надо было ей подождать, пока война кончится.
– Э-э, парень! Война никогда не кончится. Она будет идти до скончания человечества.
– Как то есть?
– А так. Война между Богом и дьяволом. А поле битвы – сердце человеческое. Так что душе проснуться никогда не поздно и не рано. А ведь у скольких несчастных она так и не просыпается до самой кончины. А это – полная погибель душе. Убийцы, воры, насильники, грабители, утеснители… Считается, что несчастны те, кого они угнетают, грабят, насилуют, лишают жизни. На самом деле несчастны не жертвы, а те, кто превращает их в жертвы. Жертва – что значит? Жертвуется Богу. Замученные, убиенные, растерзанные, все они – Божья жатва, и поступают к Богу. А те, кто мучил, убивал, терзал – адская жатва, и поступают эти во ад. Истина простая, да немногие её искренне принимают всем сердцем.
– Что же, вы думаете, и вправду есть рай и ад?
– Думают неверующие и сомневающиеся, а я просто знаю.
– В это мне трудно поверить. Я сейчас только в одно верю.
– Во что же?
– В вас.
– Ну и дурак. Я кто? Всего лишь человек. Да, я протоиерей. Но что собой представляю? Отголосок, отблеск. А верить надо в Бога.
– Да как же в него поверишь-то?
– Очень даже просто. У тебя отец был? Был. У отца отец был? Был. У твоего деда отец был? Был. И так далее. У каждого был отец. Но ведь был какой-то первоотец. Он и есть Отец наш небесный. Творец всего.
– Нам в школе говорили, первоисточник всего – материя. Она первична.
– А её кто создал?
– Она сама себя создала.
– Чтобы такого, как ты, дурачить. То, что создало материю, и есть Бог.
– А говорили ещё, что мы от обезьяны произошли.
– Ну, это кто как. Гитлер, возможно, и имел своими предками обезьян. Кто от кого произошёл, тот в того и верит. Я верю в Бога, в то, что мой прапредок был им создан. А хочешь верить в обезьяну, ходи в обезьяний храм.
Луготинцев рассмеялся.
– Что, представил себе этакое и смешно стало? То-то же. Я читал, будто в Африке есть племя, которое считает своё происхождение от ящериц или иных каких-то гадов. Ну и на здоровье! Фашисты, возможно, тоже от какого-то изначального шутштафеля происходят. Но всё же им не одолеть тех, кто ведёт своё начало от Адама и Евы. Победа будет за нами, Алёша! Я тебя сегодня нарочно кормил одной постной кашей. Когда утром проснёшься, вот почитай тихонечко вслух, я тебе загнул страницы, откуда и докуда. Прежде, чем покинешь суворовскую шапку, причастишься. И тебя Бог сбережёт, когда ты к своим партизанам отправишься. Путь-то неблизкий до Гдова и далее.
– Отец Александр, всё забываю вам сказать одну вещь. У нас в отряде был политрук. Наум Невский.
– Невский?!
– Это псевдоним. Настоящая его фамилия у меня выпала из башки. У меня вообще после этого ранения многое из памяти будто в болото провалилось. А псевдоним не простой. Этот Наум Захарыч перед войной взрывал храмы, и всё ему попадались храмы Александра Невского. За это ему и присвоили такой почётный псевдоним.
– Ничего себе почётный!
– И он страшно мечтает взорвать и ваш храм, а вас самого поставить к стенке.
– Отчего ж такая ненависть?
– Не знаю. Но хорошо, что я вспомнил вас предупредить. Если такой появится, будьте начеку. Перед тем как мы немецкий аэродром должны были атаковать, этот Наум ночью исчез и всё тут. Может, каким-то образом в плен попал, но мне кажется, он догадывался, что всех нас перебьют, вот и дал дёру, сволота.
– А сам-то ты как спасся?
– Не помню, батюшка. Меня сначала в руку ранило, потом как шарахнуло в голову, я дальше ничего не помню. Очнулся на другой день вдалеке от места нашей гибели. Мы ведь все там полегли, кроме меня, дурака.
– Нет, не все, Лёша. Четверых ваших к нам сюда привезли и на площади устроили публичную казнь. У
