сидело только двое: он и Кристина.
— Ну что, теперь по-настоящему: здравствуй! — сказал Иван, выруливая на главную дорогу.
— Здравствуй!
— Не представляешь, как я по тебе скучал!
— Не представляю. Если скучал, то почему же тогда не приехал?
— А я и собирался! Только мы с Сережкой в аварию попали. Ты не волнуйся, с нами ничего страшного не случилось. Я зубами об руль пришелся, у Сереги сотрясение мозга, плюс царапины у обоих. А вот машину пришлось восстанавливать и довольно долго. В итоге я запланировал сегодня с утра в лесничество сорваться, но вот видишь: ты меня опередила.
— Тем более что ты бы все равно сегодня ко мне не приехал. Так бы и сидела, ждала у моря погоды.
— Кто ж знал, что дом взорвется! Человек предполагает, а Бог располагает.
— Ну да, ну да. Причина — не подкопаешься. Впрочем, про аварию мне тоже понравилось. Кстати, я на тебя так была сердита, когда поняла, что ты меня одну бросил — ты себе даже не представляешь! Хотела прямо на следующий день из лесничества деру дать, но свалилась с температурой. Если бы не Фомич, вообще не знаю, как на ноги бы встала.
— А сейчас все еще сердишься на меня?
— Не знаю. Я ведь так и не поняла, зачем ты это сделал. Одно время мне вообще казалось, что ты просто решил меня бросить таким оригинальным образом, молча. Словно щенка в лес завел и деру. Знаешь, как обидно?! Лучше бы ты мне все сразу сказал! Но нет, ты поступил иначе. Трусливо и подленько. Извини, если обидела, но я говорю так, как чувствую. А чувствую я себя обманутой и преданной. Причем за что мне все это, в чем моя вина — не понимаю.
— Тогда выслушай и ты меня. Я мечтал, чтобы ты отвлеклась от своей работы, и не на день-два, а на несколько недель. Отдохнула, пришла в себя. Ты ведь совершенно загнала себя к тому моменту, смотреть было страшно. А говорить с тобой на какие-либо подобные темы было совершенно не реально. Да с тобой просто было невозможно говорить! Ты меня совершенно не желала слушать, да еще и сердилась, кричала, если я пытался настаивать. Я долго терпел, смотрел, как ты себя гробишь, а потом решился. Можешь на меня злиться, но я нисколько не жалею о том, что поступил так, как поступил. Мне очень требовался наш сегодняшний разговор с тобой, еще тогда требовался, до лесничества. Но ты была не готова его вести и виртуозно игнорировала все мои попытки затронуть эту тему. Поэтому оставалась одна-единственная альтернатива: вырвать тебя из привычной обстановки и заставить посмотреть на мир по-новому.
— Подожди, может быть, я что-то не так поняла, но выходит, что дело не совсем в том, что я много работала, а в том, что не прислушивалась к тому, что ты говоришь?
— В точку. Я все пытался понять, почему между нами все так радикально изменилось и единственное, к чему пришел — это твоя работа. Пока ты работала оператором, а рисовала лишь от случая к случаю, ты не придавала живописи такого значения. Именно в ней, вернее, в твоем отношении к рисованию, была причина твоего отчуждения. Я сделал единственное, что мог: отнял его у тебя. Вот и все.
— Ну, это, положим, у тебя не сильно получилось…
— Фомич?
— Ага. Он дал мне попользоваться своим мольбертом.
— Черт, об этом-то я ему и не сказал! Так ты день за днем сидела за холстами и рисовала, рисовала?…
— Не угадал. Я рисовала только тогда, когда мне этого хотелось. Всего четыре работы и сделала. Одну себе Фомич выпросил, остальные у меня.
— Честно? Всего четыре? Может, сорок четыре?
— А зачем мне тебе врать? Не веришь — спроси у Фомича, как все было. Да и времени, честно говоря, на рисование не так уж и много оставалось. У нас, пока ты в Москве тусовался, бандиты объявились, озеро взорвали и кордон подожгли. Потом за нами охотиться стали. В общем, хватало приключений. Если бы не Иртыш, я бы вообще вряд ли с тобой сейчас разговаривала.
— Бог ты мой! А я и не знал! Что ж вы молчали-то? Фомич мне телеграмму прислал, приезжай мол, а почему — ничего не написал. Я и решил, что ничего срочного, пару недель еще вытерпите без меня.
— Да, все правильно, мы и без тебя справились. Правда, Иртышу лапу поранили, да у Фомича бровь рассечена. А так все ничего, обошлось.
— Я должен туда ехать! Немедленно!
— Да без проблем. Езжай, куда хочешь.
Кристина прикусила губу, из всех сил стараясь не расплакаться. Все ясно: Лесничему она безразлична. Какой-то лесник ему дороже, чем любимая женщина! А она-то дурочка, мечтала, как ему сюрприз сделает, на дне рождения появится. Что ж, появилась, сюрприз случился. А вот дальше — ничего.
— Эй, ты чего? Кристя!
Иван резко вырулил к тротуару, едва не подрезав идущие за ним машины, припарковал Волгу и повернулся к Кристине:
— Я что-то не то сказал? Лапушка, ты чего? Что случилось? Ну-ка, посмотри на меня! Ты обиделась? Из-за чего? Кристя? Да не молчи же! Давай, говори все, как есть!
— Между прочим, мы не виделись с тобой почти два месяца! Целых два месяца! И вот, даже еще толком поговорить не успели, как ты уже собираешься куда-то срочно ехать! Скучал он, называется! А где ж ты раньше-то был, когда я по болоту под пулями носилась? Значит, мне тогда твоя помощь была не нужна, а вот Фомичу, у которого, между прочим, сейчас все в порядке, без твоего присутствия ну просто не обойтись?! А он-то еще уговаривал меня, мол, поезжай в Москву, поговори с Ванькой, да не забудь меня на свою свадьбу позвать. Да какая тут свадьба, если я для тебя — пустое место!
— Подожди, ты хочешь сказать, что возвращалась в принципе готовая к тому, чтобы принять мое предложение и стать моей женой?
— Я уже ничего не хочу! Мне вообще от тебя ничего не надо! Ни-че-го!
— И все же: я хочу знать ответ на свой вопрос. Он крайне важен для меня! Кристя, пожалуйста, ответь!
— А не все ли равно теперь-то? Ну да, я подумывала на эту тему. Да что там: я считала, что ты бросишься ко мне с распростертыми объятьями, возьмешь на руки и никуда от себя не отпустишь. Удовлетворен? Только, как я это сейчас понимаю, ты мне в шестой раз предложение делать не собирался! Скорее уж наоборот…
— В четвертый, — машинально поправил Иван, потерев нервно бьющееся веко. — Всего лишь в четвертый. И не собираюсь, а просто сделаю: Кристина, прости засранца и будь моей женой!
Теперь настала очередь Кристины ловить ртом воздух. Резкий разворот на сто восемьдесят градусов, да и только. Взял быка за рога, ничего не скажешь! Ну что ж, дорогой, сейчас ты все про себя услышишь…
— Кристя, ты только не руби сгоряча! Вон, Ликвидатор с Ленкой уже допрыгались, из-за сущей ерунды разругались. Просто прислушайся, что сердце подскажет, и дай ответ. Я понимаю, ты и вправду имеешь все причины злиться на меня, только забудь о них пока, ладно? Ведь иначе получится, что все это было зря!
Вовремя он это сказал. Ведь Кристина действительно собиралась как следует пропесочить Лесничего, ткнуть носом во все его прегрешения одно за другим и гордо покинуть машину, напоследок бросив «в твоих услугах больше не нуждаюсь». Только что же это тогда получается? Если она именно так и поступит, то это будет означать, что они с Иваном расстаются, только в этот раз — навсегда. Время игр кончилось. То, что проходило раньше, сейчас не прокатит. Тогда, до поездки в лесничество, она была уверена, что Иван — как мячик на резинке: сколько его от себя не отбрасывай, все равно обратно прискачет. А мячик возьми, да и оторвись. Лежит и говорит: протяни за мной руку, тогда буду твоим. А не протянешь — останусь сам по себе.
Иван молчал, понимая, что сейчас Кристина пытается разобраться в себе, своих чувствах. Он пошел ва-банк, и от того, что именно скажет Кристина, зависело, правильным был его расчет или нет, смог ли он верно понять причины их отчуждения. Да, он боялся получить отказ, означающий окончательный разрыв отношений, но тянуть дальше тоже не мог. Уж лучше так, разом и честно.
Наконец, Кристина решилась. Она заговорила: медленно, словно взвешивая каждое слово: