— Он сумасшедший! — так, чтобы все слышали, сказал лысый мужчина в пенсне и дорогом светлом костюме, отрезая себе ножом кусочек бифштекса. — Ведь это…
Но договорить он не смог, потому что спутница резко взяла его за рукав и очень выразительно на него посмотрела.
— Да нет, ну правда, это же просто абсурд... — как будто извиняясь, снова сказал мужчина вполголоса, положив столовые приборы на стол и осторожно поправляя свой галстук.
Дама, дернув его за рукав сильнее, с опаской оглянулась по сторонам и, кашлянув, что-то тихонько прошептала мужчине на ухо. Ее спутник разочарованно пожал плечами, подумал секунду и снова принялся за бифштекс, всем своим видом показывая, что с ним поступают несправедливо, и ему есть, что сказать.
— Есть буржуазный политик, — все громче и напористее неслось из динамика, — который заявляет, что он непременно добьется уничтожения национал-социализма, а потом вернется к тому, с чего начинал! Вот что они думают, потому что просто не понимают — наше движение держится на том, что просто невозможно уничтожить. До того, как объявились все эти тридцать партий, был Германский народ. Когда эти партии исчезнут, народ по-прежнему останется. И мы не желаем быть всего лишь представителями какого- либо рода деятельности, класса, религии или местности!
И тут голос оратора почти перешел на крик, в его словах напряжение достигло такого предела, что невольно передавалось всем слушателям вокруг.
— Мы хотим показать Германскому народу, что, прежде всего, нет жизни без справедливости, а справедливости без власти, власти без силы, а вся сила должна происходить из нашего собственного народа! — хрипло и почти нараспев подытожил оратор.
И сразу же после этих слов из радиоприемника зазвучала торжественная музыка, сквозь которую были слышны восторженные крики толпы.
Курт сидел потрясенный. Впервые в жизни он услышал от незнакомого политика слова и мысли, которых в той или иной мере придерживался он сам. Впервые в жизни он видел, как кто-то, кого он не знал, сумел так точно и коротко выразить все, что не давало ему покоя на протяжении последних нескольких лет. Точнее сказать было попросту невозможно. И Шольц с восторгом наслаждался ощущением от только что услышанной речи, мысленно проговаривая отдельные ее моменты снова и снова. Наконец, будучи очень сильно взволнованным, Курт встал со своего места и подошел к дальнему столику, где сидели те самые трое мужчин, которые, как ему показалось, тоже одобряюще кивали словам оратора.
— Простите, вы можете сказать мне, кто это сейчас выступал? — спросил Шольц, обращаясь сразу ко всем троим.
— Ты что, друг, до сих пор не знаешь лидера национал-социалистов? — удивленно спросил один из мужчин и с некоторым разочарованием посмотрел на Курта. — Вот что я скажу тебе, молодой человек. Изучай историю, потому что таких людей нужно знать и гордиться ими.
Двое других одобрительно закивали и, стукнув пивными кружками, сделали из них по большому глотку.
Курт оскорбленно пожал плечами в ответ. Секунду подумав, он быстро перешел на другую сторону улицы и вернулся к газетной лавке. Шольц спросил у продавца любую газету с афишами Берлинских кинотеатров. Получив свежий номер издания «Новый Берлин», он стал внимательно изучать интересующую его колонку. Отыскав то, что ему было нужно, Курт дождался трамвая, а затем проехал на нем несколько остановок. После этого он прошел еще полквартала пешком и, наконец, оказался перед огромным зданием кинотеатра. Молодой человек, по-прежнему пребывая в волнении, поспешно купил билет и прошел в большой зал, освещенный мягким рассеянным светом. Когда свет погас, и появились первые кадры хроники, Курт осознал, что этим вечером в его жизни произошло нечто чрезвычайно важное. Этим вечером произошло нечто, что было способно не просто заставить его заново взглянуть на события, происходившие вокруг и волновавшие его в течение последнего времени, но и полностью изменить всю его дальнейшую жизнь и карьеру. Ему вдруг стало предельно ясно, что именно он должен делать в самом ближайшем будущем и как именно он должен поступить со всем тем, что остается в его бесполезном прошлом. Внезапно Курт понял, что все, о чем он так долго мечтал и чего настолько сильно желал, живет, существует, строится совсем рядом с ним. И надо лишь сделать шаг в нужную сторону.
— Соратники немцы! Наш народ проявляет сознание и поднимается! — хриплым голосом, с расстановкой, произнес с огромного экрана человек в военной форме, с невероятно волевым и решительным взглядом, гордой осанкой, тщательно зачесанной набок челкой и широкой щеточкой усов.
Он выступал с высокой трибуны, украшенной четырьмя замысловатыми крестами в белых кругах и венками из дубовых листьев. В его словах и жестах сквозило непримиримое, непреклонное, фанатичное желание властвовать. В его фигуре угадывались неисчерпаемая дьявольская сила и несокрушимое стремление к победе. Он выступал с трибуны перед немецким народом. Перед тысячами людей. Перед солдатами, рабочими, крестьянами, женщинами, детьми. И перед Куртом Шольцем.
ЧАСТЬ 2
1942
Глава I
Издали, со стороны шоссе, лагерь совсем не выглядел чем-то страшным или зловещим. С такого расстояния еще не были видны ни столбы с натянутой на них в несколько рядов колючей проволокой, ни таблички с предупреждающими надписями на нескольких языках, ни пропускные пункты с неизменными охранниками, изучавшими внимательным взглядом всех, кто имел намерение пересечь лагерную границу. С шоссе были заметны лишь ровные ряды многочисленных длинных строений, да охранные вышки (опять же, издалека выглядевшие заброшенными), окружавшие территорию лагеря со всех четырех сторон.
В их строю было человек двести, ну, может, двести пятьдесят. Сара шла в самом его конце.
