Молох расписывал рунами дверь и стены вокруг нее. Он даже заставил Пэйшенс взять в руки один из концов измерительной веревки, чтобы точно рассчитать расстояния и правильно разместить знаки на стене и мокрых плитах.
Он напряженно трудился, перенося изображения с листов пергамента, размокающих под дождем. Руны были уродливыми. Кыс старалась не смотреть на них, потому что от этих рисунков у нее мурашки по коже бежали. Впрочем, у нее это плохо получалось, поскольку альтернативным зрелищем был гигантский ужас, оседлавший Эльмингард. А это пугало куда сильнее.
— Ну, ты закончил? — спросила она.
— Я делаю все настолько быстро, насколько могу, — ответил Молох. — Здесь ведь требуется определенная точность. Спешка недопустима. Ты же хочешь, чтобы все сработало?
— Я уже не слишком уверена в том, чего хочу, — произнесла Кыс.
Зигмунд терпеливо продолжал скрипеть мелком:
— Это искусство. Допусти хоть одну неточность в изображении руны или размещении печати — и все, конец.
Кыс ему не ответила. Молох посмотрел на нее:
— Знаешь, я часто вспоминаю Линту.
— Не надо.
— Я очень гордился ею. Она была со мной почти целый год. Да, я действительно очень ею гордился, пока не узнал, что Линта внедрилась в мою команду только затем, чтобы уничтожить меня, и что на самом деле ее зовут Пэйшенс Кыс.
— Я не собираюсь повторять дважды. Возвращайся к своей работе, Молох.
— Это случилось на Зенте Малхайд, в триста девятьсот седьмом, миллениум сорок первый. Ты действительно была хороша. Очень, очень хороша. Особенно если вспомнить, что тебе приходилось делать, чтобы убедить меня в своей верности.
— Заткнись! — рявкнула Кыс. — Захлопни свою чертову пасть!
— Но все твои старания и жертвы оказались бессмысленны, — улыбнулся Молох. — Потому что, хотя вы с Тониусом, Карой и Нейлом и разорвали в клочья мою команду и бросили меня подыхать, я выжил так же, как выживал всегда. Думаю, жизнь тебе после этого показалась не слишком радостной, верно, Линта?
Неожиданно на расстоянии в полпальца от его левого глаза повис чуть подрагивающий кайн.
— Зачем? — прошипела через стиснутые зубы Кыс. — Зачем ты пытаешься меня разозлить?
— Дорогая моя, если все полетит к чертям, мне бы хотелось, чтобы ты прикончила меня как можно быстрее.
— Заканчивай свою работу! — закричала она.
Молох пожал плечами и снова заскрипел мелком. Горы содрогнулись от очередного первобытного вопля. Из легких выбило воздух. Айозоб вскрикнула. Со стены и по ближайшей лестнице волной потекли черные жуки. Кыс прижала к себе девочку и стала давить насекомых ногами. Наконец появился Рейвенор, торопливо слетевший к ним. За ним тяжело топал Нейл. Увидев их, Пэйшенс поняла, что инквизитор «надел» Гарлона. На шее охотника, сжимавшего Эвисорекс, сверкал амулет из «косточки духа».
— Все готово? — спросил Рейвенор.
— Почти, — ответил Молох.
— Где остальные?
Кыс махнула рукой за монастырскую стену. Там, на посадочной площадке, ревели дюзы катера.
— Уже грузятся на борт. Шолто прилетел.
— Хорошо, — произнес инквизитор.
Они обернулись, когда Слайт вновь заревел. Глубокий, атональный гул, словно какой-то древний варварский бог подул в боевой горн. Массивные щупальца мерзостной твари зазмеились по склонам утесов Эльмингарда. Покрытая опухолями черная плоть нависла над разрушенным дворцом. Вонь становилась нестерпимой. Стены рушились под гнойными телесами Слайта.
Нейл затрясся и слегка покачнулся, когда разум Рейвенора освободил его тело. Он стиснул рукоять Эвисорекс так, что побелели костяшки пальцев, и издал жуткий, рвущий сердце стон.
— Ее больше нет. Прости, Гарлон, — произнес Рейвенор. Нейл не отвечал. Его трясло.
— Мы ничего не могли сделать.
Охотник мотнул головой, словно в знак понимания, но Кыс едва могла поверить, что перед ней знакомый ей, сильный и полный жизни Гарлон Нейл.
— Готово, — сказал Молох, поворачиваясь к ним и стряхивая таракана с рукава. — За исключением крови, конечно.
Чашка с кровью Куллина была давно потеряна во время их поспешного бегства.
Гарлон Нейл, не мешкая ни секунды, поднял Эвисорекс и провел ею вдоль левой ладони. Заструилась кровь.
— Используйте мою, — сказал он Молоху.
Они подождали, пока еретик помажет дверь кровью Нейла, которая тут же начала смываться дождем.
— Ключ, юная леди. — Зигмунд повернулся к Айозоб.
Неохотно, поджав губы, она протянула ему свое сокровище, и Молох вставил ключ в замок.
— А теперь, если мы собираемся выбраться отсюда, нам пора бежать, — сказал Зигмунд.
Через арку в стене они вышли на посадочную площадку. Катер Шолто стоял там, нетерпеливо завывая турбинами. Сквозь лобовое стекло кабины Кыс увидела сосредоточенное лицо Ануэрта, подсвеченное мерцанием приборной панели.
Кыс, Айозоб и Нейл забрались внутрь.
— Разве не требуется какое-нибудь заклинание? — спросил Рейвенор, когда только он да Молох остались на площадке возле ожидающего корабля.
— Заклинание? — засмеялся Молох.
— Должен признаться, что я, к счастью, мало знаком с подобными вещами. Мне казалось, что требуется какой-нибудь ритуал, какие-нибудь слова…
— Гидеон, все-таки странное у вас сложилось представление о нас, — усмехнулся Зигмунд. — Вы вечно изображаете нас на шабаше, совершающими всякие непотребства и пресмыкающимися перед своими повелителями.
— Прости, — произнес Рейвенор. — Я предполагал…
— Впрочем, в этот раз ты прав, — сказал Молох, протягивая ему обрывок пергамента. — Только мне хотелось бы, чтобы это прочел ты.
Глава шестнадцатая
Рейвенор выдавил из себя слова, читая их с листка, который держал перед визором Молох. Богохульные изречения повергли инквизитора в шок, запятнав его душу. Каждое слово сочилось ядом. Но инквизитор позволил еретику насладиться этим мгновением триумфа.
— Ну что, теперь это не кажется таким уж сложным? — спросил Молох.
— Ничего сложнее мне не доводилось совершать, — искренне ответил Рейвенор. — Ты неисправимый выродок, Зигмунд. И я уже подумываю, не стоит ли бросить тебя здесь.
— Это было бы неспортивно, — сказал Молох.
— В противном случае мы просто отсрочим неизбежное.
— Вот и давай отсрочим. Кто знает, может, неизбежности и не существует.
Они поднялись внутрь и закрыли за собой люк.
— Капитан Ануэрт! — крикнул Рейвенор. — Взлетаем, если не возражаете.
Катер взлетел, разгоняя ночь пламенем дюз. Тут же на него обрушился ветер, угрожая размазать о
