Она стоит возле меня во внутреннем дворе дома. Вечер протянул длинные серые тени.
— Нет, — отвечает она и смотрит на меня. — Потому что я не думаю, что на это уйдет вся наша жизнь.
— Потому что мы близки. Вы верите в это, и Пэйшенс тоже. Вы чувствуете его след.
— Что?
— Да, про это он мог рассказать, — улыбается она.
Кара качает головой и садится на одну из каменных скамей. За прошедшие годы я привык к тому, что она восхитительна. Она не так красива, как Кыс, но ее красота теплее, привлекательнее, а тело женственнее. Я даже познакомился с ее телом изнутри, неоднократно «надевая» его. Кару я могу с наибольшим правом назвать своей «любовницей», хотя бы и в таком извращенном смысле. А теперь в ее жизни появился другой. Человек, способный подарить ей то, чего никогда не смогу дать я, — простые радости жизни. Мне известно, что и она понимает это. Теперь ей более чем неприятна мысль о том, чтобы я влез в ее тело. И я ругаюсь на себя, но не могу не чувствовать себя рогоносцем.
Меня удивляет и — в этом очень трудно признаться — восхищает ее стойкость.
— Так что насчет важности завершения дела? — спрашивает она.
— С каких это пор? — фыркнула Кара. — Грегор всегда стремился к предельной завершенности.
Я чувствую внезапно поднявшееся в ней разочарование, хотя и не касаюсь ее сознания. Она просто не может этого скрывать.
— А что насчет всех остальных, Гидеон? — спрашивает она.
— Неужели вы не думали о том, что и нам необходима эта завершенность? После того, что случилось на Маджескусе? Ради Норы, Уилла и Элины? Ради Зэфа?
— Зато правдиво.
— Не совсем, — произнесла она, поднимаясь. — Хотя вам, возможно, это и подходит.
— Обрадуюсь?
—
— И снова, что значит «рада»?
— Нет ничего особенного в моем сознании.
— Нет там ничего! Можете даже влезть в мою голову, если вам так хочется! Любуйтесь! Но хватит строить предположения, видя только поверхностные чувства! Там нет ничего особенного!
— Я честно говорю.
Она уставилась на меня и кажется сердитой. Или виноватой?
На какой-то мимолетный миг Кара опускает глаза, а затем разворачивается, чтобы уйти.
— Нам необходимо закончить дело, — произносит она.
— Но у вас была догадка, — говорит она. — Ваши инстинкты подсказывают, что он здесь.
—
— Ваши — всегда, — произносит она.
Трон, эти слова теперь будут преследовать меня.
—
Глава четвертая
Обнаженный Орфео Куллин лежал ничком на суспензорной кушетке, позволяя граферу закончить работу над последним деянием, которое тот изображал на его пояснице. Куллин находил весьма стимулирующим легкое покалывание и пощипывание игл графера. Покой давал ему время и свободу для размышлений. Едва заметная боль подстегивала ход его мыслей. Разум казался огромным работающим мотором, который, не сбавляя оборотов, позволял извлечь пользу даже из отдыха. Время подумать, приглядеться, шаг за шагом обойти всю проблему и изучить ее со всех сторон.
— Мой опыт гласит, — вслух произнес он, — что в Империуме полно дыр, и весь фокус только в том, как обнаружить эти дыры и как воспользоваться ими.
Не отрываясь от своих стальных игл и иногда обмакивая их в горшочки с чернилами, выставленные рядком возле его коленей, графер пробубнил что-то в ответ. Он не понимал слов Куллина, поскольку тот говорил на идрише, одном из диалектов Мутных Звезд. Графер подумал, что его клиент просто пробормотал какую-то молитву об избавлении от боли. Люди часто воспринимали уколы игл как невыносимое мучение.
— Я хочу сказать, что миллиарды и миллиарды жизней управляются и контролируются бюрократией, достигшей невероятных размеров. Понимаете, нужно только найти пустые места. Бреши. Вам нельзя разрушать систему, поскольку это обнаружит вас. Достаточно заполнить пустые места в структуре и исчезнуть.
Графер снова что-то буркнул.
Куллин покачал головой. Дураки, болваны. Все они были дураками и болванами. Все, кроме Молоха и Рейвенора. Ради обманчивого грядущего ему пришлось влезть в текущее дело. С этой задачей могли