- Куда Живот подевался? - спросил сержант Камень у Сивомеринова, когда все ушли.
- За водкой пошел, - хмуро сказал тот и заботливо потрогал ключи в кармане.
- Разговорился ты сегодня, Мерин! - пошутил Камень.
- Я тебе не Мерин, - недобро ответил Сивомеринов, - меня Степан Петрович зовут, я по званию и годами постарше тебя буду, а сейчас я исполняю обязанности дежурного и по должностной инструкции - старший человек в отделении. Ты, Камень, это имей в виду и слова при мне аккуратно произноси, а то я и пасть порвать могу!
- Ты чего, Me… Степан Петрович?..
Но тут вовремя вернулся Живот и мрачно поставил на стол две бутылки водки.
- В магазине уже знают! Сволочи! Теперь по округе пойдет!
Он открыл бутылку и сделал большой жадный глоток из горлышка.
- Помянем Сэма, мужики!
- Ты чего говоришь, про живого-то человека?!
- Сейчас живой, а что завтра будет? Гангрена, общее заражение, смерть! Крови потерял - море, глаза - нет… Из-за этой сучки мужик половины зрения лишился, а она что - сидит блох гоняет, как ни при чем? Давай ключи, Мерин…
- Степан Петрович, - вполголоса поправил тот.
- Что?.. Ну да, Степан Петрович! Ключи дайте, пожалуйста! Я из суки сучий фарш делать буду!
- Не дам, - спокойно сказал Сивомеринов, - и ключей не дам, и до утра мы ее пальцем не тронем.
- Почему? - в один голос возмущенно спросили милиционеры.
- Потому! Подумайте, сами поймете! И давайте-ка с водкой в раздевалку, не ровен час зайдет кто.
Камень и Живот послушно ушли, а Степан Петрович Сивомеринов достал из кармана пачку 'Беломора' и начал рассматривать географическую карту на ней.
Лина сидела на краешке деревянной скамьи, которая называлась, кажется, нары, и мучительно пыталась думать о том, что ее ждет.
Усатый спокойный милиционер сказал, что до утра она просидит в камере, похоже, ему можно верить - он большой и спокойный, в нем нет той звериной страсти, как в глазах остальных. Но почти каждую неделю сообщают об очередной жертве распоясавшихся милиционеров - два дня назад, например, по телевизору рассказали, что в метро сержант транспортной милиции забил насмерть студента. Ни за что забил, за кривой взгляд или неловкое слово.
А она… Стало страшно.
Что она может сделать против четырех здоровенных мужиков? А если их больше, и там, в молчаливых этажах милицейского дома прячутся еще крепкие вооруженные люди… Но усатый обещал продержать ее до утра, а утром придет милицейское начальство, она все расскажет, объяснит, и ее отпустят, она в конце концов вызовет адвоката, в Америке отпускают под залог, может быть, им нужны деньги, у нее есть, можно занять, в конце концов…
Лина вздрогнула - к решетке 'обезьянника' неслышно, как зверь, подошел милиционер. Маленький, в мятой сержантской форме, он подошел к решетке и сразу же уцепился за нее, чтобы было легче стоять.
- Ну что? - спросил Камень, поудобнее взявшись за прутья решетки. - Сидишь, балдеешь? Сиди пока, привыкай к нарам, теперь долго не слезешь!
Он ловко, не вынимая папиросы, сплюнул на каменный пол камеры.
- Мерину, Степану Петровичу, спасибо скажи, а когда выйдешь - свечку поставь! Если бы не он - тебя бы сейчас собаки бездомные жрали, и был бы им, собакам, праздник. А так получается, что праздник у тебя, у суки! Не позволил нам Мерин, Степан Петрович, привести приговор в исполнение. Или ты, сука, думаешь, что тебе все с рук сойдет? Ты молодая, красивая, образованная - тебе все можно. А мы, значит - менты, быдло, скотина двуногая; выколола им глаза и пошла гулять дальше, цветочки, бля, нюхать? Хрен тебе!
Камень просунул руку сквозь прутья решетки и резко согнул ее в локте.
- Хрен тебе в грызло! - продолжил он свою декларацию. - Надо было тебя замочить и на помойку к собакам выбросить, потому что там твое место - среди собак, а не среди людей. Но мы сделаем по-другому.
Камень оторвался от решетки, покачнулся, полез в карман за спичками.
- Мы - люди правоохранительные, поэтому сделаем все по закону, но от этого тебе будет совсем плохо! - Камень хрипло рассмеялся. - Завтра утром придет начальник отделения и совершенно официально оформит твое задержание. А после мы оформим твой арест, тоже по всем правилам, с санкцией судьи. Комар носа не подточит! И заведут на тебя, сучка, уголовное дело по двум статьям Уголовного кодекса. Нанесение тяжких телесных повреждений сотруднику правоохранительных органов, находящемуся при исполнении им служебных обязанностей. Это, сучка, до пятнадцати лет. И хранение наркотических средств в количествах, предполагающих их распространение. Это, падаль ты драная, еще на червончик потянет. В общем, мало тебе не будет. И все - по закону, заметь, по закону! Ни один, этот, как его - гаагский суд не докопается. На тебе - ни синячка, ни царапинки, тебя пальцем никто не тронул, а ты, тварь, ни с того ни с сего на правоохранителя набросилась и выколола ему глаз! Европа содрогнется от твоей немыслимой жестокости. Я пойду, у меня водка греется, а ты прикинь - какие у тебя перспективы на ближние пятнадцать лет, и каково тебе будет среди ковырялок на зоне париться!
Камень выплюнул папироску и вразвалку, руки в карманах, отошел от камеры, оставив Лину наедине с ее страшными мыслями…
Глава девятая
Пятеро братков, не доверяя страшноватому маленькому лифту, висевшему в тесной сетчатой шахте, поднимались по широченной лестнице со стертыми ступенями, которые помнили еще легкую поступь графинь в парчовых башмачках, когда они спешили на вечерний променад со своими графами.
Пролеты лестницы располагались не впритирку, как в сегодняшних панельных каморках, а так же, как в 'Крестах' - по четырем сторонам большого квадрата, образуя глубокую шахту. Они поднялись на третий этаж к нужной квартире, которых и было-то всего по две на каждой лестничной площадке. И замерли в недоумении.
- Ну, бля, лохи живут, - Червонец завистливо усмехнулся.
- Ага, - кивнул Мокрый. - Дверь дубовая, в натуре. Плечом не выбить. Зато замок пальцем открыть можно.
- Заходи, кто хочешь, - мечтательно протянул Бука, - бери, что хочешь…
- Вот мы эту мокрощелку и возьмем, - подытожил Червонец.
Червонец пробился тем, что каждое начатое дело доводил в жизни до конца. Понадобились деньги? Нужно просто пойти и взять. Если брать грамотно - не откажет никто. Сами все предложат, сами все дадут.
Поставив перед собой цель - взять эту бабу - Червонец вцепился в нее, словно форель в муху. Если она замочила Бастинду, царство ей небесное, то, значит, надо ее взять и порвать на клочки. Рыжая…Червонец смутно припоминал какую-то рыжую - в кабаке этом джазовом под ногами путалась… на суде… А вчера приснилась даже - руки к нему тянула.
Обнять хотела, не иначе.
