сдаваться в плен. Он должен умирать.
- Ну, знаешь… - Ковбой возмущенно покрутил головой, - видать, эти Советы действительно были царством зла…
- Империей зла, - поправил его Шервуд, - но не об этом речь. В общем - отец приехал в Штаты, женился, и в пятьдесят пятом родился я. Мою жизнь ты знаешь, так что ее я тебе рассказывать не буду, а о своей жизни отец говорил крайне неохотно и понемногу. Это я уже сам связал потом все его отрывочные рассказы в единое целое.
- У него была интересная жизнь, - заметил Ковбой.
- Согласен, - кивнул Шервуд, - но себе я такой жизни не пожелал бы. Но это еще не все. Самое интересное - впереди.
- Давай-давай, я внимательно слушаю, - сказал Ковбой.
- А дальше вот что… Как тебе известно, мой отец умер в девяносто втором. Он был уже глубоким стариком.
- Помню. Но, должен тебе сказать, он держался до последнего. Сам ходил, сам все делал, в общем - крепкий был старикан.
- Верно. Мужик был - что надо. Так вот. Когда он уже почувствовал, что смерть за дверью, он позвал меня, выгнал всех родичей, которые собрались поглазеть на то, как он будет загибаться, и рассказал мне кое-что. И теперь уже десять лет я думаю о том, как бы все это организовать.
- Что организовать-то?
Шервуд усмехнулся и, распечатав новую сигару, неторопливо раскурил ее.
Потом он посмотрел на Ковбоя и, усмехнувшись еще раз, сказал:
- Тут, понимаешь, такая пиратская история получается…
Ковбой заерзал в кресле, но сдержался и промолчал.
- Перед самой смертью отец рассказал мне, где спрятал клад и что в этом кладе было. А было там пятьдесят пять килограммов золота, целый чемодан драгоценностей, алмазы, старинные картины, которые теперь считаются пропавшими безвозвратно, и еще царские безделушки, которые тоже стоят немало, а главное - считаются историческим достоянием России.
Ковбой вскочил и возбужденно пробежался по просторному кабинету, громко лязгая серебряными шпорами.
- Сядь и не греми своими железками, - недовольно пробурчал Шервуд, - и слушай дальше.
Ковбой рухнул в кресло и, торопливо налив себе бренди, залпом опустошил стакан.
- Я бы тоже выпил, - ехидно заметил Шервуд.
Ковбой кивнул и налил ему бренди.
Шервуд взял стакан, понюхал бренди и сморщился. Потом тоже залпом выпил его и, вертя сигару в пальцах, сказал:
- Отец спрятал сокровища в лесу, недалеко от Петербурга, он тогда уже Ленинградом назывался, а схему, по которой можно найти это место, выгравировал внутри старинного серебряного медальона. Медальон этот - размером с яйцо, только плоский, и открывается. Снаружи - надпись на латинском языке, и буква 'S' перевернута.
- А где медальон-то? - Ковбой подался к Шервуду всем телом.
- Вот и я об этом же спросил, - вздохнул Шервуд, - а он взял да и помер. Успел сказать только, что спрятал медальон в стене какой-то квартиры в Ленинграде. А я с тех пор вот уже десять лет ломаю голову, как бы найти этот медальончик с планом. Я знаю улицу и номер дома, но там же куча квартир…
Ковбой откинулся на спинку кресла и мечтательно закатил глаза.
- Эх, сюда бы этот медальончик… Пятьдесят пять килограммов золота, чемодан камней и старинные картины - да это же куча денег!
- Совершенно верно, - кивнул Шервуд, - причем очень хорошая куча. Такая хорошая, что нам с тобой, если бы мы нашли медальон, этой кучи хватило бы надолго.
- Но как его найти… - тоскливо сморщился Ковбой.
Этот знаменательный разговор произошел за полгода до того, как бравые парни Чарли Мясника убили и ограбили Елену Генриховну. Кроме убогих вещей и нескольких сотен долларов, припрятанных женщиной на черный день, они прихватили карточку, на которой молодая, тогда еще удивительно красивая и счастливая Елена была сфотографирована крупным планом. На груди у нее висел тот самый старинный медальон… Карточка лежала в одном конверте с деньгами и таким образом попала к Чарли Мяснику, который показал фото Косовски, когда отстегивал ему долю. Уж больно красивая была женщина, и Мясник решил оставить фото себе. Ковбой вначале не понял, что видит, но на следующий день его осенило…
Через два дня Мясник стоял в кабинете всесильного Шервуда и трясся как осиновый лист, ломая голову, с какой радости хозяин решил удостоить его личной встречи.
Шервуд молчал и внимательно рассматривал Мясника. Потом заговорил:
- Чарли, друг мой.
От этого приторно-ласкового обращения у Мясника сердце ухнуло в пятки. Ох, не к добру это!
Шервуд продолжил:
- У тебя есть шанс стать важным человеком в нашей компании. - При этих словах Мясник от страха просто затрясся. Майкл продолжил: - Для этого ты должен помочь нам найти одну вещь.
- К-какую? - заикаясь, спросил Чарли.
- У тебя есть фотография женщины со старинным медальоном. На медальоне написано слово LUPUS, и буква S перевернута. - Шервуд значительно помолчал и продолжил: - Откуда она у тебя?
- Из квартиры одного наркомана, он у меня героин покупает, - ответил Чарли, сообразивший, что он ни в чем вроде не провинился и убивать его пока не будут.
- Мне нужен этот медальон. Выясни, где он, - ласково сказал Шервуд. - А не то… - он сделал многозначительную паузу, и Мясник опять затрясся.
- Да-да-да, я попытаюсь.
- Попытаюсь - это неправильное слово. Теперь слушай внимательно. Если ты мне этот медальон принесешь или хотя бы точно скажешь, где он находится, я дам тебе пятьдесят тысяч. Но если нет…
- Понял, - чуть слышно прошептал Мясник.
- Понял, тогда иди! И без медальона не возвращайся! Ковбой, это твой человек? Да? Тогда ты отвечаешь, чтобы он в Канаду не слинял. Все, свободен! До шести я тут буду с бумажками разбираться, потом лечу в Вашингтон, вернусь через неделю и очень надеюсь, ты понимаешь - о-очень, что к моему возвращению медальон будет у меня на столе…
Глава двенадцатая
Аркадий отклеился от стены и перевел дух.
Двадцать минут назад он поймал Чарли Мясника в тот момент, когда тот направлялся по какому-то делу к Большому Боссу Майклу Шервуду. Героина у Чарли при себе не было, но он пообещал, что, как только освободится, а будет это примерно через полчаса, они пойдут в нужное место, и там Аркадий получит свою дозу.
