кое-что совсем другое, и его возбуждение достигло предела.
Сделав несколько осторожных маленьких глотков, Лина вернула ему бутылку и вытерла губы фамильным бабушкиным платком.
Возбужденный Вадим резко поднес бутылку ко рту, глотнул, но тут же поперхнулся и закашлялся. Вспенившееся шампанское брызнуло из носа, и Лина, увидев это, залилась мелодичным смехом.
Она стала хлопать узкой ладонью по мускулистой спине Вадима, и он наконец смог остановить судорожный кашель.
- Это все из-за тебя, - совершенно честно сказал он, но Лина, конечно же, не знала истинного смысла этих слов.
- Шерше ля фам, - сказала она, и Вадим усмехнулся.
- Возможно… - кивнул он и внимательно посмотрел на Лину, - а ведь мы сейчас расстанемся и, как говорится в песне, - быть может, навсегда.
- В песнях не говорится, а поется, - поучительно подняв палец, сказала Лина и протянула руку к бутылке.
Вадим, улыбаясь, отвел бутылку в сторону и, как бы раздумывая, сказал:
- А знаешь что, Лина…
- Нет, не знаю, - ответила она и придала лицу страшно заинтересованное выражение.
- А давай выпьем на брудершафт?
- А давайте, - с радостью согласилась Лина.
- Значит, на брудершафт, - провозгласил Вадим и сделал глоток.
Он передал бутылку Лине, она тоже глотнула, а потом зажмурила глаза и совсем не сексуально вытянула губы для поцелуя. Она и на самом деле не имела в виду никакой эротики, Вадим, конечно же, видел это, но ему хотелось, чтобы ее губы раскрылись, как лепестки, чтобы в них была нега и страсть…
Бросив недопитую бутылку на землю, он обнял Лину и впился в ее губы совсем не по-дружески. В первую секунду Лина растерялась, потом оттолкнула его и, вскочив, стала поправлять сбившееся от неожиданного наскока учителя платье.
- Вадим Петрович… - смущенно и в то же время возмущенно начала она.
Но он тоже встал и, взяв ее за руку, сказал:
- Не Вадим Петрович, а просто - Вадим.
- Хорошо, - кивнула Лина, - Вадим, ты ведь знаешь, что это нехорошо…
В том, как она произнесла это, было столько невинности и неопытности, что у Вадима потемнело в глазах. Уже не соображая, что делает, он схватил Лину и стал целовать ее куда попало. Такая страсть сделала бы честь любому мужчине, но для того чтобы дальнейшее стало праздником любви, нужна взаимность.
А как раз ее-то и не было.
Лина начала отбиваться, и, почувствовав энергичные движения ее гибкого тела, Вадим окончательно потерял связь с действительностью. Множество раз он овладевал такими же молодыми и гибкими телами, и все они были послушны и податливы, но Лина сопротивлялась, и это привело Вадима в бешенство.
Отстранившись на секунду, он резко ударил Лину в печень.
Она охнула и согнулась.
Удар был профессионально точным и сильным, поэтому Лина тут же потеряла дыхание, ее руки и ноги стали совершенно ватными, и единственное, на что у нее хватило сил, - отвернуться от Вадима. При этом она низко нагнулась, не в силах выпрямиться, и перед Вадимом появилась соблазнительнейшая картинка - узкая талия, плавно переходившая в небольшие, но выпуклые ягодицы.
- Сама рачком встала, - пробормотал Вадим и задрал на Лине белое бальное платье.
Под ним оказались узенькие трусики, которые Вадим порвал одним резким движением, быстро расстегнул брюки и с силой вошел в Лину. Девушка, вскрикнув от боли, попыталась вырваться, но Вадим крепко держал ее за талию и делал тазом резкие движения вперед, вперед, дальше, еще дальше, глубже…
Он зарычал и, сжимая бедра девушки, выгнулся так, чтобы целиком войти в нее. Лина плакала навзрыд и уже не пыталась вырваться. Вадим повалил Лину лицом вниз на полусгнивший самодельный теннисный стол, стоявший за скамейкой…
К этому времени Лина была почти без сознания от боли и шока.
Наконец Вадим удовлетворился и, оставив девушку, застегнул брюки.
Лина - просто класс, приручить бы ее еще… Все они первый раз ломаются, а потом сами пристают. И сделать ее своей любовницей, а эти школьные шлюшки… А куда они денутся!
Лина, уперевшись в стол слабыми руками, встала на ноги и повернулась к Вадиму заплаканным лицом.
- Ну что ты, зайчонок, - приторно произнес он и протянул руку, чтобы отработанным жестом нежно погладить ее по щеке.
Но Лина, собрав все силы, резко оттолкнула его, и, шагнув назад, Вадим попал ногой как раз на валявшуюся на земле бутылку из-под шампанского. Она катнулась под его ступней, и, потеряв равновесие, Вадим начал падать на спину. Темно-синее звездное небо мотнулось перед его глазами, и в голове кто-то оглушительно и протяжно прокричал слово 'никогда'. В следующий момент его затылок с хрустом ударился об угол валявшегося на земле кирпича, звездное небо погасло, и Вадим отправился в черную бесконечность.
Лина, прижав руки к лицу, смотрела на лежавшего перед ней учителя физкультуры и вдруг заметила, как на его светлых брюках появилось быстро увеличивавшееся темное пятно. Глаза физкультурника были открыты и неподвижно направлены в ночное небо. Она с необычайной ясностью поняла, что произошло.
Физкультурник был мертв, а она… А она - только что изнасилована им.
Он изнасиловал ее…
Изнасиловал…
Лина много раз мечтала о том, как первый раз сделает это… И каждый раз это было с каким-то абстрактным, но любимым человеком, бережным и нежным…
А тут…
Она вытерла слезы, подобрала с земли белые разорванные трусики, купленные специально к выпускному вечеру. Нельзя, чтобы ее тут обнаружили. Что скажут родители, какой удар для них…
Девушка внимательно огляделась, убедилась в том, что вокруг никого нет, и, потихоньку направилась к дому, чтобы привести себя в порядок. Идти ей нужно было всего полтора маленьких квартала, родителей, к счастью, дома не было, так что через двадцать минут Лина уже вернулась в школу.
Никто не знал, чего ей стоило выглядеть так, будто ничего не произошло…
Никто ничего не узнал, труп физкультурника нашли только на следующее утро, Лина осталась вне подозрений, и то, что произошло на школьной баскетбольной площадке, вот уже одиннадцать лет было мрачной тайной ее жизни.
Потом, вспоминая об этом, Лина много раз задавала себе вопрос - убийца ли она? По факту - да. Она толкнула его - он упал и разбил себе голову. Но это ведь можно было рассматривать и как несчастный случай. Однако она осознавала, что в тот момент желала ему именно смерти, и смерти страшной, позорной, поучительной…