– Ружье дашь?
– Ваня! – вскинулся дядя Саша.
– Надо, дядя Саша.
– Ваня! Ты что задумал?!
– На охоту сходить, – сказал Таранов и горько усмехнулся. Дядя Саша стиснул в огромном кулаке кепку. Таранов закурил, выпустил струйку дыма и произнес: – Надо, отец, надо… Пойми: выбора у меня нет. Это – зверье и по-другому нельзя. Не получится по-другому… Олег… он поступил бы точно так же, отец.
Несколько секунд дядя Саша молчал, смотрел на Ивана. Потом покачал головой и сказал:
– Эх! Ружье я тебе не дам… Я тебе другое дам… получше.
Таранов доехал до развилки, загнал «Ниву» в ложбинку. Обнаружить машину здесь можно было, только уткнувшись «лоб в лоб». Он взял с пола за задним сиденьем длинный матерчатый сверток. Развернул – тускло блеснуло воронение кожуха. В Африке Иван часто видел «ППШ» в руках разного рода «повстанцев» и «освободителей», но никогда не думал, что ему придется встретиться с машиной Шпагина в России… Он взял с пола второй сверток, вылущил из него тяжелый кругляк дискового магазина. Подкинул на руке и присоединил к автомату. Вообще-то диск вмещал семьдесят один патрон, но у дяди Саши нашлось чуть больше сорока. Таранов загнал в магазин все.
Он вылез из «Нивы», попрыгал – ничего не звякнуло – и быстро двинулся в глубь леса.
Таранов шел легко, быстро и бесшумно. Камуфляж надежно прятал его в лесу – среди стволов, кустарника, пятен светотени. В любую секунду – при появлении грибниковягодников – он готов был упасть в папоротник, прижаться к стволу, замереть и полностью раствориться… Он шел, слушал звуки леса и думал, что если бы в 91-м, когда он снял погоны, кто-нибудь сказал ему, что в 2000-м он снова выйдет на тропу войны… он бы просто не поверил. Тогда ему казалось, что с этим покончено навсегда. Раз и навсегда… Но жизнь все расставила по местам. Уже через год он работал в частной охранной фирме и, разумеется, взял в руки оружие. Собственно, он и не умел ничего другого. На гражданке у таких, как он, было всего три пути: в коммерцию, к бандитам или в охрану. Заниматься коммерцией ему претило. Работать с бандюками – тем более… Он пошел в охрану. Сопровождал грузы, охранял отдельных персон или организации… После реальной боевой работы все это казалось ему ерундой, детской забавой. И даже когда однажды Таранов попал в перестрелку при сопровождении фуры с компьютерами, он только посмеивался… семечки все это, ребята. Шелуха. Настоящим было прошлое. И даже еженощные кошмары – память об операциях в свободолюбивой Африке – были более реальны, чем текущая вокруг жизнь… так ему казалось.
Через полчаса он вышел к Волчьей гриве. Узнал ее по описанию дяди Саши сразу. «Там, – сказал дядя Саша, – ты их наверняка встретишь. Там как раз приличная дорога кончается. На легковухе не проехать. Ежели они машину оставили и пошли пешком, то именно там где-то машина и стоит».
Иван поднялся на гриву, лег у подножия огромной сосны, положил «ППШ» и достал бинокль. Он долго осматривал местность, но ничего не обнаружил. Вполне возможно, что он занимается ерундой… Разве нельзя предположить, что бандиты по дороге в Городище встретили кого-либо из местных и спросили: правильно ли едем?… А тот, кого они спросили, не обладал нюхом Павла Петровича, и ответил: нет, неправильно. И тогда они поехали обратно… И, возможно, сейчас хозяйничают на «фазенде» дяди Саши.
От этой мысли стало тошно. Он убрал бинокль, подхватил автомат и двинулся дальше. Через сотню метров он увидел внизу большую лужу. В мутной воде плавали несколько «изжеванных» свежесрубленных березок. Судя по всему, их подкладывали под колеса буксующего автомобиля… похоже, в цвет. Он снова осмотрел местность в бинокль и метрах в пятидесяти впереди и слева заметил черный автомобиль, скрытый подлеском. Номера иномарки были обильно покрыты грязью.
Скутер сидел в салоне БМВ, гонял кассету Розенбаума. И материл в душе Палача и Сизого. Ну чего, думал он, мы сюда приперлись? Если уж этого Тарана вычислили, то куда он денется? Его и в Питере можно будет достать… куда он денется? Не будет же он вечно в этой глуши сидеть… Еще он думал, что позади та самая лужа, в которой уже «плавали», и ее снова придется преодолевать… вот непруха-то.
Алексей Малков, скованный наручниками, с пластырем на губах, лежал в багажнике. Ему было очень холодно в мокрой одежде, прямо над головой орали динамики. Он лежал и думал, что так и умрет, не раскумаривши.
Бомбила и Сизов курили, сидя на валуне. Бомбила думал, что накрылись медным тазом триста баксов, которые он дал в долг Генке Морпеху… с покойника не спросишь.
Константин Сизов думал, что в очередной раз упустил Таранова. По голове за это не погладят.
Иван Таранов ни о чем не думал. Он выбирал позицию.
Он выбрал позицию между двумя высокими свечками можжевельника, лег на упругий седой мох. Машина и дорога были видны как на ладони… Через оптику шестикратного бинокля Таранов хорошо видел лицо Скутера над полуопущенным тонированным стеклом. Он сразу узнал Скутера, и все сомнения (а вдруг напутал что-то Петрович? Вдруг какое-то совпадение?) отпали. Скутер курил, пускал дым колечками и мотал головой в такт музыке. Судя по всему, в машине больше никого не было… Таранов испытывал сильное желание подойти ближе, приставить косо срезанный ствольный кожух «ППШ» к стриженой голове бандюшонка и нажать на спуск. Он задушил в себе это желание. Лежал и ждал.
Минут пятнадцать спустя на дороге показались еще двое – Сизов и Бомбила. Таранов поднял бинокль, и оптика приблизила идущих по дороге мужчин. Ну вот и встретились. Теперь осталось только дождаться, когда вы подойдете поближе… Таранов убрал бинокль.
Тихонько шумел лес, дробно стучал дятел, двое шли по обочине дороги, в небе плыли завитки облаков. Посреди этого мирного пейзажа на мху лежал мститель с пистолетом-пулеметом, изготовленным более полувека назад.
В боковое зеркало Скутер увидел приближающихся Сизова с Бомбилой. Он распахнул дверцу и вышел из машины, двинулся навстречу.
Трое встретились и остановились, перекинулись несколькими фразами и пошли обратно, к «БМВ». Таранов перекинул целик автомата с положения «двести» на «сто». Расстояние до машины было всего метров сорок. Но примитивный перекидной целик не позволял установить дистанцию более точно. Таранов подумал, что прицел нужно взять пониже. Если бы в руках был «АК», он бы наверняка сделал всех троих быстро и чисто. Одиночными. Как поведет себя старый «ППШ», Таранов не знал… Впрочем, на дистанции прямого выстрела, с боекомплектом полтора калашниковских магазина, особых трудностей быть не должно – лишь бы не осечка.
Все трое подошли к багажнику «бээмвухи». Таранов поднял «ППШ» и взял их на прицел… Ствол пистолета-пулемета смотрел в грудь Бомбиле. Таранов, конечно, не знал, что человека зовут Бомбилой, а по паспорту он Шестаков Игорь Сергеевич, родившийся в Ленинграде в 1975 году. Он не знал, что у Игоря Шестакова-Бомбилы есть жена и трехлетняя дочь. У него нормальное лицо нормального человека, он ничем не походит на монстров с постеров в комнате Иришки… И все же Таранов точно знал, что перед ним монстр. Убийца. Потому что любой распространитель наркотиков – это монстр и убийца… даже если у него нормальное человеческое лицо.
Таранов задержал дыхание и нажал на спуск. «ППШ» забился в руках. За грохотом выстрелов не слышно было лязга бешено дергающегося затвора… из окон кожуха на конце ствола били языки пламени, горячей струей сыпались «бутылочные» короткие гильзы. Три пули попали Бомбиле в грудь и в правый бок. Он рухнул сразу. Сизов и Скутер смотрели на него не понимая, изумленно… Еще не утихло эхо первых выстрелов, когда Таранов перенес огонь на Скутера. «ППШ» имеет в полтора раза более высокий темп стрельбы, чем «АКМ», тяжелый затвор мечется, как сумасшедший, сбивает прицел. Но после первой очереди Таранов стал спокоен – понял, что ветеран Второй мировой не подведет. Таранов чуть повел стволом и перенес огонь на Скутера – тра-та-та-та, загрохотал автомат, забился в руках. Тэтэшные пути швырнули Скутера на землю… Константин Сизов понял, наконец, что происходит, и нырнул вниз-вправо, прикрываясь корпусом машины. Таранов вскочил и быстро пошел вперед. Он делал все спокойно и уверенно… Он шел, держал автомат у живота. В ушах слегка заложило от стрельбы, но это было привычным, «родным» и он ощущал себя почти хорошо. Если только можно ощущать себя хорошо в такой
