и сказал:
– В общем, сейчас ты расскажешь мне некоторые вещи.
Он сделал эффектную паузу и продолжил:
– Во-первых – ты ли взял драгоценности, вовторых – если ты, то сколько их было, в-третьих – где они? Видишь, всего лишь три простых вопроса. И мне нужно три правдивых ответа. А чтобы в процессе разговора на эту тему не возникало проблем, у нас имеются гуманные медикаменты, которые избавляют дознавателя от необходимости загонять допрашиваемому иголки под ногти или засовывать ему в жопу паяльник.
Санек встал и, подойдя к стеклянному шкафчику, открыл его. Внутри было много медицинского барахла, в том числе – разнокалиберные пузырьки, коробки с ампулами и шприцы.
Выразительно посмотрев на меня, он спросил:
– Вопросы есть? Я ответил:
– Это у тебя есть вопросы. А у меня одни ответы. Хотя, честно говоря, один вопрос есть.
Санек ухмыльнулся и сказал:
– Ну, давай!
– А скажи мне, Санек, зачем вам эти деньги? Это, конечно, если они действительно у меня есть.
– Затем же, зачем и тебе, – ответил он и посмотрел на меня, как на дурачка.
– Ну, вот теперь мне все ясно, – резюмировал я и заткнулся.
Теперь мне действительно было все ясно.
Пока Санек распинался, как злодей из американского фильма, у меня в голове складывалась картина того, как все мои скачки и кульбиты выглядели со стороны. И я начал еще лучше, чем раньше, понимать, что не один только Арцыбашев имел на меня виды, как на обезьяну, которая будет по команде таскать для него каштаны из огня. Все они, включая Наташу, которая сейчас надеялась на то, что я ее спасу от гибели, хотели меня использовать, как презерватив. То есть – и удовольствие получить, причем свое собственное, личное, не имеющее никакого отношения к государственным или общественным интересам, и не пострадать при этом. Для них беды и проблемы других людей не имели ни малейшего значения. И даже Наташа, которая только что молитвенно складывала руки, заклиная меня проявить какие-то сверхъестественные качества и спасти ее, не задумалась бы ни на секунду, если бы узнала, что для того, чтобы освободиться от губящего ее прошлого, нужно вырезать из живого меня печень.
Все они хотели меня использовать.
Можно просто список составлять или номерки на ладонях писать, как в советское время. Чтобы все было честно. Чтобы по очереди, а не как попало. В очередь, сукины дети, в очередь! Всем вам Знахарь удовольствие доставит. Которым уже доставил – им больше ничего не надо. Им хватило.
Так что, ребята, подходите, всем достанется.
А я еще покувыркаюсь, попрыгаю вам на потеху. Только знайте, что билет на мое представление дорого стоит. Ой, дорого!
Санек хвастливо рассуждал о том, как ловко они меня вычислили, я, слушая его одним ухом, ждал, когда из подсознания вынырнет единственное правильное решение проблемы, а Наташа сидела на стуле у двери и смотрела на меня.
Вдруг она напряглась и чуть наклонила набок голову, будто прислушиваясь к чему-то. Потом быстро встала и, подойдя к стенному шкафу, вытащила оттуда еще один пистолет, но уже с глушителем.
Санек посмотрел на нее и, вскочив с кресла, схватил свою пушку. Вытащив из заднего кармана джинсов небольшой металлический цилиндр, он быстро навинтил его на ствол «Люгера», затем засунул пистолет за пояс и, бросившись ко мне, задвинул кресло, к которому я был привязан, за выступ стены. Комната была сложной формы, и теперь меня можно было увидеть, только подойдя к окну и посмотрев направо.
После этого он опять взял пистолет в руку и, сделав Наташе предостерегающий жест, на цыпочках подошел к двери. Приоткрыв ее, он выглянул в коридор и затем осторожно вышел из комнаты.
В этот момент Наташа бесшумно прошмыгнула в кухню и тут же выскочила оттуда со сверкающим кухонным тесаком в руке. Подбежав ко мне, она с размаху полоснула ножом по ремням на моей правой руке, при этом больно зацепив кожу, и бросила тесак мне на колени. И тут же отбежала к дверям.
Я, поняв, что дорога каждая секунда, сбросил разрезанные ремни и, ухватив тесак, быстро освободился. Подойдя к Наташе, я забрал у нее пушку. Это был «Макаров», и, ощутив оружие в руке, я почувствовал себя гораздо увереннее, чем когда сидел, привязанный к креслу. Толкнув Наташу в сторону кухни, я взялся за ручку двери, и в это время из прихожей послышался треск взламываемой двери и слабые хлопки приглушенных выстрелов. Раздался стон, потом возня, потом еще выстрелы и шум падения тел, затем приближающийся ко мне топот, и я едва успел спрятаться за дверь, когда в комнату ворвались три человека в спецназовских глухих масках и с длинноствольными волынами в руках.
Я, не думая, сразу же всадил тому, кто был ближе, пулю в голову. Второй оглянулся на приглушенный кашель выстрела и получил одну маслину в живот, вторую – в грудь, а третью, чтобы завидно не было, тоже в башку. Третий же, сгоряча проскочивший дальше всех, оказался у двери в кухню и, развернувшись ко мне, увидел направленный ему в лицо ствол моего «Макарова». Я нажал на спуск, голова налетчика дернулась, а сам он, выронив пистолет, повалился на пол. Сегодня у меня было очень плохое настроение, а они, видимо, не знали об этом. Иначе не сунулись бы сюда и не попались бы под горячую руку. Думать надо, козлы.
В коридоре было тихо.
Я осторожно выглянул туда и увидел еще двух убитых деятелей в масках и Санька, который лежал в луже собственной крови и смотрел широко открытыми неподвижными глазами в стенку. Входная дверь была приоткрыта, и у нее был выворочен замок.
Я аккуратно притворил ее и с удовлетворением убедился в том, что она нормально встала на место. После этого, засунув пистоль за спину, перетащил все трупы в комнату. Наташа, пока я шарился в прихожей, успела стащить с покойничков маски, и я увидел одного европейца и одного араба. А когда я снял маски с остальных, то на этот раз мы увидели двух арабов и белую девушку.
И тут в моей голове наконец-то родилась идея, которая могла оказаться очень полезной и для меня, и для Наташи.
Я посмотрел на Наташу и сказал ей:
– Помоги-ка мне, Наташа, а то одному как-то несподручно.
Мы занялись трупами. Дело было несложным, и через пятнадцать минут все было закончено. Я придирчиво осмотрел комнату. Картинка была – что надо.
В кресле сидел надежно привязанный мертвец с дырой в башке, рядом с ним на полу валялся остывающий Санек с пистолетом в руке, чуть поодаль – труп девушки, ее пистолет лежал рядом с ней, а недалеко от двери – три арабских жмурика, даже в мертвом виде не выпускавших стволы из рук. На столе, придвинутом к креслу, были красиво разложены шприцы и коробки с ампулами, которые Наташа выбрала из имевшихся в шкафчике.
Все выглядело так, будто Санек с Наташей занимались мной и в это время в квартиру ворвались арабы. Началась пальба, и все перестреляли друг друга. Меня, понятное дело, изображал молодой европеец, затесавшийся в компанию арабских беспредельщиков, а Наташу – эта белая девка, которой не сиделось дома. В процессе этого по непонятной причине произошел пожар, и – готово дело. Шесть обгоревших трупов, три из которых фээсбэшникам и опознавать не надо.
Это – Санек, Наташа и Знахарь.
Я прошел в кухню и, покопавшись в хозяйственном пенале, нашел то, что требовалось. Это была литровая бутыль растворителя. Я принес ее в комнату, открыл и вылил растворитель на пол. Его, конечно, было немного, но для того, чтобы начался настоящий пожар – вполне достаточно.
Осмотрев комнату еще раз, я кивнул сам себе и сказал Наташе:
– Пошли отсюда. Здесь нам больше делать нечего.
После этого чиркнул спичку из коробка, найденного мною там же на кухне, и бросил ее в лужу растворителя. С пола поднялось прозрачное голубое пламя, и мне в лицо пыхнуло жаром.
Мы быстро вышли за дверь и спустились вниз по лестнице. Оказывается, квартира, в которой все это происходило, была на третьем этаже. Выйдя на залитую солнцем улицу, я увидел стоявший возле подъезда микроавтобус «Опель». В его салоне на сиденье валялись арабские четки, а в замке зажигания торчали ключи. Тут долго думать было нечего, и я сказал стоявшей рядом со мной Наташе:
