Дверь вновь отворилась, и в полумраке парной, освещенной лишь одной тусклой лампочкой, нарисовалось удивительно белое тело с тонкими ножками, узкой грудью и животиком, выпирающим далеко вперед над красными плавками.
— Не понимаю, в чем дело?! — сразу повысила голос Тамара. — Что вам здесь нужно?
— А что здесь такого? Неужели ты меня стесняешься, девочка? — тонко хихикнул дядя Игнат. — Да ты что? Неужели ты думаешь, что мне интересно? Да у тебя еще не на что смотреть. К тому же не забывай, что я твой родной дядя. Ты ведь не стеснялась своего папу? Он же заходил в ванную, когда ты там мылась?
«Чего привязался, придурок? Проваливай!!!»
Дядюшка шагнул к Тамаре. Она отступила и уперлась спиной в угол печки.
— Отец никогда не входил ко мне в ванную, — испуганно пробормотала она. — Он не был извращенцем… Уйдите, пожалуйста.
— Что ты мелешь! — неожиданно возмутился дядя Игнат. — Ты хоть понимаешь, что ляпнула? Какой я извращенец?! Как не стыдно было такое даже подумать? Пойми, крошка, — вновь смягчился дядюшка. И сделал еще один осторожный шажок. — Я просто сейчас сидел на скамейке, беседовал с Петром Тимофеевичем и вдруг представил, как ты берешь ковшик, зачерпываешь из котла кипяток и… Ведь это не городская ванная, где повернул краны, и порядок. Здесь одно неосторожное движение, и ты опрокидываешь кипяток на себя. Ожоги… больница… И виноват в этом я, потому что не предусмотрел, что может случиться. Снимай футболочку, не стесняйся. Помогу тебе вымыться, потру спинку, и пойдешь отдыхать… Тамара! Выкинь из головы нездоровые мысли.
«Сам выкинь нездоровые мысли, ублюдок! Ты что, правда, считаешь, что сможешь мне запудрить мозги? Дудки!»
Он еще чуть-чуть сократил расстояние. Теперь их разделяла какая-то пара шагов.
«…Я ведь сейчас завизжу! И стану звать на помощь! Вот будет здорово, когда сюда прибегут Анна Ивановна и Петр Тимофеевич!»
— Уйдите, пожалуйста, дядя Игнат. Почему вы решили, что со мной должно что-то случиться? Раньше я всегда ходила в баню одна.
— Но сейчас, когда здесь я, одной мыться я тебе не позволю, — вего тоне появились жесткие нотки. — Раздевайся! Не заставляй меня тратить время на дурацкие пререкания. — Дядя скосил глаза на полок и, углядев там березовый веник, взял его в руку. — Не пора ли прибегнуть к более радикальным мерам твоего воспитания, чем простые увещевания и уговоры. Раздевайся, сказал! Не вы-вынуждай отхлестать тебя в-веником! С-с-снимай футболку, упертая дрянь! — дядя вдруг стал заикаться, его голос начал заметно дрожать.
«
— Я сейчас закричу, — прошептала она, отлично понимая, что от страха вряд ли сможет даже пискнуть.
— Н-не болтай чепухи! И довольно к-кривляться! Если н-не хочешь сх-хы-хлопотать по мы-ы-мордасам, снимай футболку. И пы-пы-подай мне ковшик. Разбавлю тебе в тазу в-воду.
«Ковшик… „Я представил, как ты берешь ковшик, зачерпываешь из котла кипяток и… — Кажется, так сказал дядюшка? — Ожоги… больница…“» — Не оборачиваясь, Тамара нашарила лежавший на приступке алюминиевый ковш.
Дядя шагнул вперед, протянул руку.
Она зачерпнула из котла кипяток.
— А теперь положи веник на место. И выметайся отсюда, пока не выплеснула это тебе на брюхо.
Дядя оторопел.
— Ты что, сдурела?
— Нет, я серьезно.
— Что ж, девочка, спасибо. Отблагодарила за все заботы, нечего сказать. Давай, шпарь дядю! Смелее!
— Пшел вон из бани! О том, что здесь произошло, я завтра же расскажу родителям Светланы Петровны. Со всеми подробностями.
— Неблагодарная стерва!
— Убирайся!
— А я-то, дурак, еще сокрушался, не слишком ли строго поступил, наложив запрет на твои ночные гулянки. Всерьез был настроен отменить это завтра перед отъездом, сказать Анне Ивановне, что был не прав. Но теперь… — Дядя картинно развел руками — в правой березовый веник. А Тамара отметила, что, как только набрала в ковш кипятку, дядюшкино заикание сразу прошло. Впрочем, так же, как и стояк. — Теперь ни о каких послаблениях не может идти и речи.
Она аж захлебнулась от негодования. Похотливый мерзавец предлагал ей сделку: «Ты, девочка, сейчас снимешь футболку и позволишь тебя облапать. А я, так уж и быть, сниму запрет на видеосалон и дискотеку».
— Считаю до трех: раз…
Тамара не сомневалась, что сделает это!
— …два…
На счет «три» дядя рванулся к ней, пытаясь перехватить ее руку. И тут же, ошпаренный, отпрянул назад. Замер, не в состоянии осмыслить, что маленькая пакость все же отважилась!
Тамара уже зачерпнула новую порцию. Контроль над собой был утрачен. И на этот раз она не колебалась, когда испытывая истинно садистское наслаждение, выплеснула кипяток точно на красные плавки.
Дядюшка заверещал. Крутанулся на месте. Скрючился так, что третий ковш кипятка выливать ему на спину было очень удобно. Не умолкая, Игнат схватил с полка ведро и окатил себя холодной водой.
— Еще? — Тамара держала перед собой
Четвертой порции дядя дожидаться не стал. Запустил в племянницу пустым ведром, промахнулся и, крича от боли, вылетел за дверь.
Злобное помешательство, которое минуту назад охватило её, так же мгновенно и отпустило. И она, совершенно спокойно подумав: «Если этот вареный петух сейчас решит свести со мной счеты, то мне уже не поможет никакой кипяток», хладнокровно взяла прислоненную к стене кочергу, открыла заслонку, сунула загнутый конец в угли и принялась ждать, когда из предбанника к ней вновь нагрянет дядя Игнат.
Сейчас она ткнула бы раскаленной кочергой ему в рожу без лишних сомнений.
Входная дверь оглушительно хлопнула. Дядюшке было уже не до секса. Зализать бы раны, смазать бы поскорее ожоги сметанкой и маслицем.
«Слился, подонок, — улыбнулась Тамара. — А если нет? Если специально хлопнул дверью, а сам затаился в предбаннике, дожидаясь, когда я неосмотрительно сунусь туда уже без ковша с кипятком. Ну уж нет! Меня не проведешь! — Она взяла раскаленную кочергу, подкралась к двери, прислушалась… — Смог бы ошпаренный дядя Игнат, даже если бы этого очень хотел, сидеть так тихо, не издавая ни звука? Вряд ли. Но все же не мешает проверить».
Тамара плечом резко врезалась в дверь и с кочергой наперевес выскочила в предбанник.
Пусто!
Она выглянула на улицу.
Тишина! Лишь в траве надрывались многочисленные кузнечики.
«Кино уже, наверное, закончилось и началась дискотека, — грустно подумала Тамара. — Интересно, чем после дискотеки будет заниматься Кирилл?»
Она вернулась в баню и принялась одеваться.
Натянув трусики и завязав поясок на халате, Тамара почувствовала себя гораздо увереннее. И все же в дом прокралась со всей осторожностью, испуганно замирая при каждом скрипе рассохшихся половиц. Прислушалась: из комнаты, которую отвели дяде Игнату, ни звука. Удовлетворенно хмыкнула, прихватила
