Рабы

останется деревня без мудреца?

—

После победы ты вернешься, а пока в деревне подождут.

—

Нет, брат Сафар. Там меня могут убить. И что тогда тут будет?

—

Я тебя из реки спас?

—

Истинно так.

—

Сейчас от басмачей спас?

—

Истинно так, и не меня одного, а нас всех.

—

Так неужели я допущу, чтобы тебя убили? Мудрец заколебался.

—

Ладно! — сказал Насыр, чувствуя, что все равно ничего другого придумать нельзя. — Пойду! — решительно и с отчаянием крикнул он.

Сафар-Гулам дал ему винтовку и скомандовал:

—

По коням!

Но из десяти парней одному приходилось остаться — десятым шел сам мудрец. Ширинцы заспорили, кому же идти.

—

Ты иди, а я останусь! — говорили они друг другу.

В это время Сафар-Гулам заметил одного из своих партизан, сидевшего у стены.

—

Ты что?

—

Я ранен в руку, крови много вытекло, я совсем ослаб, — слабым голосом произнес он.

Сафар-Гулам моментально спешился и, подойдя к раненому, осмотрел его руку.

—

Ничего страшного, — сказал он и, вынув из кармана юноши бинт и вату, перевязал ему рану.

—

Нужно было сейчас же перевязать рану. Эти бинты вам дают не только для вытирания лица и рук, а также и для того, чтобы перевязать раны.

—

Н

асыр, возьми этого джигита под руки и отведи к себе в дом. Он уже пообедал, ему ничего не надо. Завтра придет доктор и увезет его, и тебе никакого убытка не будет, — сказал Сафар- Гулам.

Насыр-ширинец повел раненого в дом. Отобранные им люди все еще спорили между собой, и никто из них на лошадь не садился.

—

Стойте спокойно! — сказал им Сафар-Гулам. — Он придет — всех вас рассудит…

Насыр пришел.

—

Прикажи всем этим десяти молодцам сесть на лошадей басмачей, а сам садись па лошадь раненого, — проговорил Сафар- Гулам.

Насыр скомандовал, и все сели на лошадей.

—

Ну, мы поехали, — обратился Сафар-Гулам к жителям села, — тела басмачей вы где-нибудь похороните. Двое из них ранены, если не умрут — передайте их доктору, а той женщине помогите похоронить мужа.

—

Разве он убит? — вскричали все и сразу закричали: — Смерть басмачам!!

Наконец отряд двинулся.

9

Командир ходил по короткой тропинке. Вслушивался в темноту. Смотрел в ту сторону, где должен был находиться Сафар-Гулам. Подойдя к командиру части, Джавад сказал:

—

Запаздывают! Что там могло случиться?

—

Что же? Басмаческий лагерь спокоен по-прежнему.

—

Может быть, переходя брод, встретились с разведкой басмачей? С той стороны слышалась стрельба.

Было видно, что командир также обеспокоен. Джавад предложил:

—

Надо начать атаку. Иначе рассвет опередит нас, и все наши планы провалятся.

—

Вопреки решению военного совещания?

—

Можно провести новое совещание. Командир молчал.

Ночь была темная, молчаливая. Лишь река шумела. Отряд лежал наготове у самой воды.

Вдруг залп нарушил молчание. Он раздался позади басмачей. Но командир по-прежнему вслушивался и молчал.

—

Чего же мы теперь ждем? — спросил Джавад.

—

Мало винтовок дали этот залп. Ведь там наших двадцать человек, а в залпе их гораздо меньше.

—

Может быть, потеряли людей в стычке. Командир послушал еще. Тьма молчала. Он дал команду идти вперед.

* * *

Наим-Палван, один из басмаческих главарей, слушал рассказ сонного племянника Амана. Аман впервые самостоятельно провел налет на Хутчу.

—

Комсомольца мы изрубили в Хутче на куски, — бормотал сонный Аман. — Старику, за то, что вырастил такого сына, отрезали голову, а бороду выкрасили в крови. Мать кричала. Она должна была вскоре родить. Я сам проткнул ее чрево штыком. Ну, дом разграбили, как было велено. Комсомольский костюм мне пришелся как раз впору.

—

Это ты молодцом. А что в Сактаре было?

—

Мы этого Мухиддина-ходжу привязали к дереву и расстреляли, собрав на это зрелище всех жителей селения. Жену и детей затащили в комнату и хотели их сжечь там заживо. Но тут явились седобородые хаджи, принялись плакать

и

просить нас не трогать этой семьи. Потом сами зашли в комнату: «Тогда жгите

и