— Так, если можно, возьмите у меня халат. Он порвался, надо его зашить. А я буду ехать обратно, заеду за ним.
— А когда?
— Думаю, завтра ночью.
— Только пораньше. А то без мужчины страшно, если
так
поздно заходит незнакомый человек.
Женщина, говоря это, протянула из-за угла руку и взяла у
J
проезжего халат.
— Простите, сестра! — сказал он виноватым тоном, стыдясь за столь позднее посещение. — Всего хорошего!
— Ворота-то закройте за собой! — Видно, она сердилась,
что
нарушили ее крепкий сон.
— Ворота заперты. Я их не открывал. Я через стену. И тем же путем он вернулся на улицу.
А она, растянувшись на своей постели, с удовольствием подумала:
«Хорошо еще, что у нас ни козы, ни барана. А не то перелез бы через стену, как этот человек, какой-нибудь вор и украл бы козу, а я бы спала и не услышала бы…»
И ей стало так уютно и спокойно, что и сон ей приснился какой-то спокойный и теплый.
А путник вскоре дошел до лошади, которая все еще хрустела травой, вскидывая спутанные ноги.
Затянув потуже подпругу и взнуздав лошадь, он вскочил в| седло и рысью поскакал к Текинской степи.
4
Серый свет закатывающейся луны усиливал безнадежное уныние степи.
В ложбинах между песчаными холмами кое-где грядками
тя
нулись мелкие камешки, занесенные сюда весенним потоком с далеких гор. Они сухо хрустели под копытами.
Травы выгорели еще за время жаркой, сухой весны. Скот мог | кормиться сухой, как сено, полынью, колючками да засохшими листьями каких-то трав, разобраться в которых было уже трудно, но скот привык к таким пастбищам и наедался вдоволь.
На ночь стадо загоняли в ямы, по краям обсыпанные камешками с колючкой.
Усталый и сытый, скот безмолвно спал. Лишь ягнята, тычась мордами в теплые животы овец, нарушали их мирный сон.
Возле загона, на одном из холмов, большая, ростом с гиссарского барана, лежала собака.
Хотя она и дремала, но вся, каждым кончиком густой шерсти, чувствовала малейший шорох, малейшее движение вокруг.
Бесшумный бег ящерицы или мыши заставлял пса подняться, вслушаться, внимательно оглядеться вокруг.
Невдалеке от ямы оставили на ночь двух верблюдов, связав им колени шерстяным арканом. Рядом дремали два стреноженных осла.
Верблюды жевали брошенную им колючку. Пушистые нежные губы брали ветку, усыпанную острыми, как иглы, шипами, и жевали ее так легко, как беззубый старец пережевывал бы жирную, рассыпчатую халву. Ослы с наслаждением грызли жесткие высохшие стебли, как дети куски сахара.
Тут же стояла юрта, и возле нее, на возвышении, спало трое пастухов, подстелив верблюжьи попоны, а под голову положив ослиные седла. Вместо одеял они накинули на себя рваные халаты.
Устав за долгий день, пастухи спали крепко, на своем жестком ложе они видели более счастливые сны, чем снятся купцам на мягких постелях под шелковыми одеялами.
Давно перешло за полночь. Близился рассвет.
Собака вдруг вскочила. Повернулась мордой на восток, рыча, стала царапать землю передними лапами.
Потом подбежала к пастуху и опять, урча, поцарапала землю, но, видя, что все спят, она, вскочив на возвышение, потянула зубами полу одного из халатов. Пастух спал.
Тогда, убрав когти, она несколько раз царапнула лапой босую пятку пастуха.
Пастух проснулся и, сев на своей постели, стал протирать глаза. Собака сбежала с холма и, вытянув на восток морду, еще раз поцарапала песок лапами. Затем вернулась к пастуху и села с ним рядом.
Он засунул под язык щепотку наса,[97] накинул на голову халат, сошел с возвышения и посмотрел в ту сторону, куда указывала собака.
Ничего не было видно.
Он уже хотел вернуться к постели, но собака, зарычав, сделала несколько шагов к востоку и опять поцарапала землю.
Взглянув на нее, пастух понял, что в той стороне происходит что-то важное. Он лег в плотную глинистую ложбинку и приложил Ухо к земле.
«Кажется, кто-то едет верхом».
Он вернулся к возвышению, но не успел еще сплюнуть табак, как далеко на востоке, в мутном свете заходящей луны, показалось какое-то темное пятно.
Собака забеспокоилась.
Она то подбегала к возвышению, то возвращалась, рыча и царапая землю.
Когда стало видно, что это всадник, собака зарычала громче. Всадник, услышав ее рычание и увидев ее огромное тело, придержал лошадь и крикнул:
— Эй, брат! Придержите свою собаку!
— Цыц, на место! — ответил пастух. — Подъезжайте, она не тронет.
Собака, поняв, что пастух не боится этого человека, отошла и легла, внимательно следя за каждым движением прибывшего.
Произнеся приветствие, пастух подошел, чтобы взять у гостя лошадь.
— О, да это ведь Шакир-ака!
Всадник, приглядываясь, облегченно вздохнул:
Вы читаете Рабы
