Бригадир

– Рыбу ловил, – ухмыльнулся Рэмбо. – Вон там, чуть дальше. Услышал машину, думал, за мной пацан приехал.

– С пистолетом? – с иронией спросила Света.

– Работа такая, – буркнул Невский. – Без оружия никуда.

– А кем ты работаешь? – похоже, после перенесенного стресса девчонку пробило на «бла-бла-бла». Даже залитый кровью мертвец, лежащий с голым членом у нее почти что под ногами, ее нисколько не смущал. Невскому не раз приходилось видеть людей в таком состоянии. Как правило, так вели себя молодые, еще не привыкшие к чужой смерти, братки после «мокрой» стрелки. Пили водку стаканами, не морщась и внешне почти не пьянея, ржали в три глотки и болтали, болтали, болтали. Обо всем, что приходило в голову. До тех пор, пока не отрубались и не падали.

– Я – бандит, – неожиданно для самого себя честно признался Рэмбо. – Все, кончай базар! Потом наговоримся, не здесь. Нашла время… Сейчас поршнями шевелить надо, пока на жмуре не спалились! Вариант, по ходу, один. Пока спрячем твоего Чухнина в кустах, накроем брезентом. Ближе к ночи я пришлю человека, на лодке. Он все сделает, как надо.

– А машину куда? – спросила Света.

– Козла я прямо сейчас перегоню в другое место, – сказал Невский. – А ты… вот что. Иди ко мне, в дом. Это здесь, в Ольховке. Крайняя изба, у леса. Ключ над дверью. Вернусь – научу, как тебе, если вдруг волна пойдет, с легавыми краями разойтись. Чтоб комар носа не подточил. Поняла?!

– Хорошо, – кивнула девушка.

– Во дворе может стоять черный джип, «Чероки». В доме будет парень, здоровый такой, под два метра, – добавил Рэмбо. – Это мой телохранитель, его зовут Денис. Скажешь ему – я послал, скоро буду. Все! Проваливай. Стой!.. Если вдруг кто-то из аборигенов пристанет, начнет спрашивать, что с лицом и почему одежда грязная, скажи споткнулась и упала в канаву. Пусть идут на фиг. Прихватить тебя не на чем. Если сама трепаться не будешь. Ясно? Давай! В темпе!

– Ладно, только сумку с вещами заберу, – Света подошла к «уазику», достала с заднего сиденья спортивную сумку, закинула на плечо. Подошла к Невскому, улыбнулась вымученно, снова чмокнула в щеку и быстрым шагом, почти бегом, направилась по грунтовке к выходу из леса. Проводив девчонку взглядом, Невский принялся за дело. Тщательно обшарив труп, забрал из карманов Чухнина документы и кошелек, подобрал с земли табельный ствол и отволок тело в кусты, накрыв брезентом. Сел за руль «уаза», завел мотор и на максимально возможной скорости помчался, нещадно гробя подвеску и подпрыгивая на буграх, в противоположную от деревни сторону. Примерно через два километра Влад, уже собиравшийся бросить машину и возвращаться назад, неожиданно обнаружил то, что могло разом решить проблему с «козлом» – залив с крутым обрывом. Все детство, пока не погиб отец, проведший с удочкой на латвийских речках и озерах Невский более-менее разбирался в береговом ландшафте. Похоже, здесь находился самый настоящий омут и прямо у берега начиналась глубина. Проверить догадку оказалось легко, благо в кармане куртки завалялись леска и грузила, оставшиеся от налаживания снасти. Подходящую палку он выломал здесь же и после нехитрых манипуляций убедился, что не ошибся – действительно нашлась яма, глубиной больше трех метров, у самого края. Отлично. Даже лодка не нужна, чтобы жмурика топить. Пока пропавшего мента хватятся, пока железяку найдут, если найдут вообще – рак на горе свиснет. Вернулся, загрузил мертвеца в машину, снова рванул к омуту…

Утопить «уазик», сбросив его в озеро, для контуженного, перенесшего сотрясение мозга, вымотанного всем случившимся до предела и едва стоящего на ногах Влада оказалось, мягко говоря, непростой задачей. Но он справился, потому что так было нужно, вложив в похороны «козла» последние остатки сил. Ментовская колымага сверзилась вниз и ушла в черную воду озера. Невский рухнул как подкошенный и его начало жестоко рвать, выворачивая все внутренности наизнанку. Но желудок, последний раз получавший пищу утром, был пуст и наружу лилась лишь горькая желчь и вязкая, окрашенная кровью, тягучая слюна. Это было совсем хреново. Только язвы желудка – запоздалого привета от зоновской баланды – ему сейчас для полного счастья не хватало. Вот уж, бля, не прет – так не прет во всем!

Когда спазмы закончились, Влад полежал неподвижно с четверть часа, приходя в чувство и пытаясь отдышаться, затем на карачках подполз к воде, умыл лицо, прополоскал рот, поднялся и, с трудом передвигая ноги, то и дело спотыкаясь и падая как пьяный, побрел к оставленным у клевого места удочке и вещмешку с уловом – никаких улик бросать на берегу нельзя…

В деревню, от которой его отделяло не более трех километров, Невский вернулся только через два часа, когда начали сгущаться сумерки. Джипа во дворе не было – значит, Фрол до сих пор не появился, и это всерьез настораживало. Однако в доме, за задернутыми шторами, горел свет. Девчонка ждала его. Бросив мешок и удочку в сенях, Рэмбо толкнул дверь в кухню, увидел метнувшуюся ему навстречу, взволнованную Светлану, улыбнулся уголками бледных губ – и силы окончательно оставили его. Он схватился рукой за косяк, но не устоял и тяжело рухнул на пол, надолго потеряв сознание…

Глава четырнадцатая ТОТ, КТО ХУЖЕ ТАТАРИНА

– Хватит дурака валять, Рэмбо. У тебя веки дрожат, – раздался рядом спокойный, явно знакомый раньше мужской голос. Шаги приблизились. В нос шибануло отвратительным и резким запахом нашатырного спирта. Слизистую оболочку и дыхательные пути будто кипятком ошпарило, желудок, и без того замученный, предательски дернулся. А в затылок словно ударили легким молоточком. Влад машинально отстранился, поморщился и открыл глаза. Оцепенел на секунду, увидев рядом с диваном, на котором он лежал, укрытый до пояса драным ватным одеялом, незваного гостя и – без труда узнал его. Хотя за минувшие годы, пока они не виделись, тот, мягко говоря, сильно изменился. Утратил большую часть волос, сбрив налысо остатки на затылке, но в качестве компенсации отрастил черную, с проседью, аккуратно постриженную бороду и усы и оттого стал очень похож на стандартный типаж «лицо кавказской национальности». Ни дать – ни взять, киношный черкес Ибрагим из «Угрюм-реки» Шишкова. Однако ошибиться было невозможно. Горячей кавказской крови в жилах стоящего перед ним человека текло не больше, чем в папе римском, Иоанне Павле Втором. Это был именно он – бывший авторитет, после смерти отца-покровителя, вора в законе Костыля, ставший лишним в бандитском раскладе Питера, потерявший в неравной кровавой войне всю долю, большинство бойцов, а сам удачно скрывшийся в неизвестном направлении. Это был Сергей Тихомиров, больше известный в криминальном мире города на Неве под погонялом Чалый. Похожий на себя, прежнего, разве что славянскими голубыми глазами, походкой и голосом. Неудивительно, что в таком виде – «а ля мечта сержанта ППС» – после возвращения в Питер ему удавалось оставаться незамеченным для братвы. Однако свободно ходить по улицам российских городов с такой рожей после начала войны в Чечне было невозможно. Впрочем, вряд ли Чалый мерял шагами тротуары и вообще светился на людях…

Узнав гостя, Рэмбо сжал челюсти и отвернулся. В голове, как вихрь, пронеслась всего одна, грустно- безразличная мысль: «Пиздец!» И этим было все сказано. Похоже, эту войну без правил он все-таки проиграл. Несмотря на все предпринятые братвой после взрыва на кладбище меры предосторожности. Не помог домик в деревне.

– Хреново выглядишь, – покачал головой беглый авторитет. Бросил на стол, где стоял стеклянный пузырек, смоченную непонятно откуда взятым нашатырем тряпку. Выдвинув из-под стола стул и развернув его спинкой вперед, присел по-кавалерийски. Покачал головой, разглядывая Невского.

– Прямо скажем, не Сильвестр Сталлоне. Не тот, что четыре года назад, когда Индеец впервые привел тебя ко мне, в «Жемчужину». М-да. Зона – не курорт. Верно, Мюллер? – Сын вора оглянулся.

За его спиной, перекрывая входную дверь, стоял, сложив руки на яйцах, словно каменный истукан с острова Пасхи, рослый амбал. Крутые скулы. Лицо цепного питбуля. В глазах – холодная пустота и решимость по первому приказу хозяина бесстрашно перегрызть глотку любому, не думая о последствиях. В общем, в отличие от вполне здравомыслящих Фрола и Мангуста, этот – просто типичная тупая горилла, с гнусной фашистской кликухой. На вопрос Чалого бык едва кивнул. Типа, да уж, плавали – знаем.

– Ладно, – вздохнул низложенный авторитет, – не будем здесь пургу мести и сопли на кулак наматывать, – незваный гость закурил, глянул на Невского ехидно, свысока. Как сытый хищник на беспомощную жертву. –