…Сейчас я сижу и читаю «Письмо тебе, дочка». И проникаюсь уважением к Богданову всё больше и больше. Я не просто понимаю его, я ощущаю себя на его месте — на том раскаленном до красна железном подсрачнике, на котором этому человеку приипось сидеть все последние годы.
Да какие там годы! Десятилетия. А точнее, двадцать пять лет. Кошмар! Ведь это же четверть столетия! Это треть человеческой жизни! Это не стоит никаких миллиардов и гордого звания «лесного короля» Северо-Запада, одного из самых богатых и влиятельных людей Санкт-Петербурга…
«Всё началось е 1974 году, когда я учился на третьем курсе Ленинградской Лесотехнический академии. Твоя мать была на два года старше меня и летом должна была закончить геофизический факультет Горного института. Мы поженились в конце января, а уже осенью ждали ребенка. Вот только не прошло и двух недель после свадьбы, как, Марине на первом же осмотре у гинеколога сообщили, что доносить плод она не способна ни при каких обстоятельствах. Диагноз — почти полный лист заполненного неразборчивым „докторским почерком“ текста, сплошь состоящего из непонятных мне терминов; приговор — моя жена никогда не сможет стать матерью, а нам сейчас надо срочно решить вопрос с абортом и смириться с тем, что если наша семья когда и обзаведется ребенком, то только приемным.
«Срочно решить и смириться», — легко сказать. Выполнить невозможно!
Нет, решить сами мы ничего не могли, находились, как под наркозом. Утром, несмотря на морозы, уходили из общаги на улицу и болтались по Питеру до позднего вечера. Плевать на мою учебу, плевать на Маринин диплом. Мы бродили по пустынным заснеженным улицам, иногда заходили в неуютные пирожковые, чтобы погреться, покупали по маленькой чашке цикория с молоком и по жирному беляшу и подолгу простаивали с этим набором за грязным пластиковым столом. Каждый думал о своем. Мама — о том, что неужели после этого убийственного диагноза я смогу ее бросить. Я — о том, что неужели она смеет думать, что я окажусь таким подлецом.
Мы провели три жутких дня. На морозе. Возле пирожковых, чтобы согреться. Марина, подозревая меня в том, что я ее теперь брошу. Я, зная о том, что она меня в этом подозревает. Но на исходе третьего дня…»
ТАМАРА АСТАФЬЕВА (ЧИТАТЕЛЬНИЦА)
1999 г. Август
Полный забор органов — от сердца до гипофиза — дает на «черном рынке» сотни тысяч долларов с одного донора.
«Незаконная торговля органами имеет русско-украинско-молдованский след».
— Свари, пожалуйста, кофе. — Войдя в квартиру, Виктория задержалась лишь на секунду, чтобы разбросать по прихожей туфли, и босиком устремилась к компьютеру. — И сляпай каких-нибудь бутиков.
Она достала из сумочки конвертик с дискетой. Конвертик, скомкав, швырнула на стол. Дискету вставила в дисковод. На системном блоке нажала на кнопочку
— От бутиков пучит, — сварливо пробурчала Тамара и повесила на вешалку свою эпатажную куртку- косуху. — Энглер, это несправедливо. Если ты думаешь, что сейчас сядешь за компьютер, а я, словно прислуга, буду таскать тебе бутерброды и кофе, то отбрось эти гнилые мыслишки подальше. Перебьешься. Если пить кофе, то вместе. Если читать, то тоже вместе. Насколько я понимаю, после вчерашнего разговора я имею не меньше прав, чем ты, знать, что там накопал о дяде Игнате и Толстой Жопе твой Шерлок Холмс. Или как там ты его дразнишь?
— Арчи Гудвин, — рассеянно отреагировала Тамара, с нетерпением наблюдая по монитору, как издевательски медленно загружается «Windows».
— Лады. Пусть он Арчи Гудвин. А я непосредственный исполнитель всего, что ты спланировала, и именно
— Ведь неудобно вдвоем. Прочитали б по очереди.
— Прочитаем одновременно. Считай, для меня это принципиальный вопрос. А кофе попьем через час, не загнемся от голода, — примирительно сказала Тамара и завладела оказавшейся под рукой мышкой. — Не думаю, что этот Петр накатал целый роман. — Она открыла окошко «Диск 3, 5 (А:)», содержащий лишь один-единственный файл. — Всего пятьдесят пять килобайт. Не богато. Не тянет даже на короткий рассказ. Этот твой Арчи Гудвин или очень не любит пространные отчеты, или умеет быть лаконичным и в своей писанине обходится без воды. Ценное качество.
— Да открывай же ты документ!
— Не киксуй, успеваем. — Тамара кликнула мышкой в ярлык, и на экране развернулся компактно упакованный текст, полностью лишенный таких синтаксических излишеств, как абзацы и запятые. — И вообще, Виктория Энглер, ждала семь с лишним лет, так вполне могла бы потерпеть еще пару секунд. На, читай. Наслаждайся.
И Тамара, близоруко прищурившись, сама уперлась жадным взглядом в экран, вникая в сумбурно составленный отчет частного детектива.
— Томка, заснула? Перевернешь ты когда-нибудь страницу? Сколько ждать?
— Что, уже прочитала?
— Миллион лет назад, — сварливо пробурчала Виктория. — Это ты, похоже, умеешь читать лишь по слогам. Признавайся, сколько классов приходской школы закончила?
— Знаешь, непросто усваивать его писанину. — На язвительность подруги Тамара не обратила никакого внимания. Словно ничего не расслышала. — Всё свалено в кучу. И — обратила внимание? — ни одной запятой.
— Начихать! Обойдемся без запятых. Да крути же ты дальше это кино! Или гони сюда мышь! Или клаву!