«Хальгян», он потерял зрение, и прокуратура постановила закрыть заведение. Однако хозяин бара известным путем смог открыть его заново… Таким образом, несколько оставшихся в центре города баров из недорогих и приличных мест превратились в темные душные ульи, посещаемые в основном всяким сбродом… Из этого ряда выделялись только бар «Maxime» в переулке между улицами Каср ан-Нил и Сулейман-паши и бар «Chez nous» в подвале дома Якобяна.
«Chez nous» — в переводе с французского значит «в нашем доме». Местечко расположено чуть ниже уровня улицы. Плотные шторы на окнах даже днем не пропускают в помещение яркий свет. Большой бар — слева. Столики темного дерева расставлены в укромных нишах. Старые фонари в венском стиле, высеченные из бронзы или вырезанные из дерева барельефы на стенах, латинские буквы на картонных подставках, большие кружки пива — все это создает атмосферу английского паба. Когда летом не спеша входишь в бар «Chez nous», оставив позади шум, жару и давку улицы Сулейман-паши, и садишься, чтобы спокойно выпить холодного пива в прохладе приятного полумрака, кажется, что здесь ты надежно спрятался от повседневности. Камерность — отличительное свойство бара «Chez nous», прославившегося как место встреч сексуальных меньшинств (именно так он значится во многих туристических справочниках)… Его владельца Азиза за белую кожу, светлые волосы и голубые глаза прозвали Англичанином. Он сам нетрадиционной ориентации. Поговаривают, что Азиз дружил со старым греком- христианином, которому принадлежал ресторан, и так ему понравился, что перед смертью тот отписал ему заведение. Ходят также слухи, будто он устраивает бесстыдные вечеринки, на которых предлагает мальчиков арабским туристам, и что такой разврат приносит баснословную прибыль, из которой он платит взятки, гарантирующие ему безопасность от силовых структур. У хозяина заведения сильный характер и редкое чувство такта, при его покровительстве многие геи завязывали отношения, освобождаясь от общественных рамок, мешающих им заявить о своих наклонностях. В курильнях гашиша и игровых клубах встречались посетители разного возраста, из разных социальных слоев. Среди них были рабочие и интеллигенция, молодежь и пожилые — всех объединяла только нетрадиционная ориентация. Геи, подобно преступникам, карманникам и другим криминальным сообществам, выработали свой язык, позволяющий незаметно для чужого глаза отличать друг друга в толпе. Пассивного гея они называли «кудияна». Ему давали женское имя, под которым он был известен в своих кругах: Суад, Инжи, Фатма… Активного гея звали «пшеница». Если он был необразованным простолюдином, говорили «грубая пшеница». Отношения назывались «связью». Знакомясь друг с другом, они вели тайный диалог посредством жестов. Если один, пожимая руку другому, щекотал запястье, это означало, что он его хотел. Если кто-то соединял пальцы рук и поигрывал ими во время разговора, то таким образом он приглашал собеседника продолжить «связь». Если показывали пальцем на сердце, имели в виду, что партнер завладел им. Вот так… В какой-то степени Азиз Англичанин заботится об удобстве посетителей «Chez nous», но в то же время не разрешает им переговариваться условными знаками. С наступлением ночи количество выпитого спиртного растет, голоса становятся громче, посетители резче перебивают друг друга, словно одержимые желанием высказаться. Такая атмосфера бывает во всех барах. Но завсегдатаи «Chez nous», опьяненные спиртным и похотью, обмениваются еще комплиментами и грязными шутками. Кто-то может коснуться партнера пальцами и поводить ими по его телу. Англичанин тут же вмешивается и восстанавливает порядок всеми способами — от вежливого шепота до угрозы выгнать хулигана из бара. Часто Англичанин волнуется, краснеет, и он набрасывается на потерявшего над собой контроль гея:
— Послушай, мадам, пока ты сидишь у меня, держи себя в руках. Если твой друг тебе нравится, давай, уходи вместе с ним, а не протягивай в баре к нему свои ручки…
Англичанин строг в таких ситуациях не потому, что хочет соблюсти приличия, дело тут в соотношении потерь: полицейские уже часто наведывались в бар… Правда, пока они только бросали быстрый взгляд издалека, не беспокоя посетителей (спасибо крупным взяткам, сдерживающим их), но, если бы заметили в баре что-то вызывающее, перевернули все вверх дном, и, пользуясь случаем, заставили бы Англичанина платить больше.
Незадолго до полуночи двери распахнулись, и в баре появился Хатем Рашид в компании смуглого молодого человека лет двадцати, одетого в простую одежду и бритого на солдатский манер. Присутствующие были уже пьяны, они орали и пели во весь голос, но, как только вошел Хатем, шум смолк и все стали разглядывать его из любопытства, повинуясь какому-то безотчетному страху. Они знали, что он «кудияна», однако держали себя в строгих рамках и не смели бесцеремонно к нему обратиться. Даже самые беспринципные и бесстыжие из них относились к нему с уважением. А причин было много: господин Хатем Рашид — известный журналист и главный редактор газеты «La Caire», выходящей в Каире на французском языке. Он аристократ чистых кровей. Мать — француженка, отец — доктор Хасан Рашид, успешный адвокат, в пятидесятые годы декан юридического факультета. К тому же Хатем считался среди геев консерватором, если так можно выразиться: он не опускался до пошлости, не пудрил лицо, не жеманничал, как многие другие «кудияна». Во внешности и манерах Хатем искусно балансировал между мягкой элегантностью и женственностью. Он носил вечерний костюм ярко-красного винного цвета, повязывал желтый шейный платок, большая часть которого скрывалась под розовой рубашкой из натурального шелка. Широкий воротник рубашки лежал поверх пиджака. Своей изысканностью, хорошей фигурой и тонкими, французскими чертами лица он был бы похож на кинозвезду, если б не морщины, оставленные на его лице бурным образом жизни, и то несчастное выражение, которое всегда омрачает лица гомосексуалистов. Азиз Англичанин подошел к нему поздороваться, и Хатем доброжелательно пожал ему руку, затем манерно отвел ладонь в сторону молодого партнера, представив его:
— Мой друг Абд Раббу, проходящий службу в органах безопасности.
— Очень рад, — улыбнулся Азиз, разглядывая сильное, подтянутое тело юноши.
Он провел гостей к уютному столику в глубине бара и принял заказ: стакан джина с тоником для Хатема и бутылка импортного пива для Абд Раббу, горячие закуски… Постепенно посетители утратили к ним интерес и возобновили свои разговоры и громкий смех. Было видно, что приятели втянулись в долгий, тяжелый спор. Хатем говорил низким голосом и, поглядывая на собеседника, пытался его в чем-то убедить. Однако тот слушал равнодушно, а отвечал резко. Хатем умолкал и опускал голову, затем снова пробовал добиться своего… Разговор шел в таком ключе уже почти полчаса, и спорящие за это время выпили две бутылки и три стакана. В конце концов Хатем откинулся на спинку стула и спросил:
— Это твое окончательное решение?
— Да, — громко ответил ему Абд Раббу, должно быть, спиртное стало действовать на него.
— Абду, давай со мной сегодня ночью, а утром разберемся…
— Нет.
— Пожалуйста, Абду.
— Нет.
— Ладно, может, договоримся спокойно. Не заводись, — кокетливо шептал Хатем, поглаживая пальцами огромную руку партнера, лежащую на столе. Эта назойливость смутила Абду, и он, выдернув руку, простонал:
— Я сказал, что не могу у вас ночевать… Я три раза из-за вас опаздывал на прошлой неделе… Офицер посадит меня на гауптвахту.
— Не волнуйся, у меня есть связи в офицерской среде.
— О-о-ох! — в отчаянии выдохнул Абду. Оттолкнув кружку с пивом, которая со звоном опрокинулась, он встал со своего места, зло посмотрел на Хатема и быстро пошел к выходу. Хатем вынул из бумажника несколько купюр, бросил их на столик и выбежал следом за приятелем… Какое-то время в баре стояла тишина, затем раздались комментарии подвыпивших посетителей:
— «Пшеница» испугался: Люди помогите!
— Какая жалость, неразделенная любовь!
— Прощай, девчата — закончились деньжата!
Все разразились смехом и так весело заорали непристойную песенку, что Азизу Англичанину пришлось вмешаться и навести порядок.
