— Ну что, доложись, сынок, — открыв дверь Федору, потребовала мать, — где барышню потерял и для кого букеты?
— Привет! — вошел Федька, клюнул поцелуйчиком мать в щечку. — Назначение букетиков не уточнено, либо мне со Степаном Иванычем, либо вам с маркизой. Полагаю, второй вариант более возможен. Тут еще и пакетики с провиантом, я заглянул — гурманский рай!
Он сунул пакеты и цветы Инге в руки и, раздеваясь, продолжил объяснения:
— Это Игнат Дмитриевич передал, он перехватил нас с Машкой у подъезда, — и посочувствовал подруге, вздохнув со стариковской скорбью, — повел дочь в кафе, чинить разборки.
— О то ж! — назидательствовала мать сыну. — Есть будешь?
— Не, мы с Машкой налопались в итальянском кафе, пойду в комп погоняю, — отказался отпрыск и живенько поинтересовался: — Ma, а они у нас останутся?
— Навеки поселиться? — выясняла степень оставания гостей Инга.
— На выходные для начала. Я Машке завтра Коломенское обещал и зоопарк.
— А с папенькой ейным вы этот вопрос обсудили?
— Думаю, сейчас они и этот вопрос обсудят.
— Вот сами и решат, — ответствовала Инга.
К ним вырулила маркиза на драндулете инвалидном, поучаствовать в обсуждении дел семейных, а то как без нее? Колясочка-то на то и презентована была, чтобы Анфиса Потаповна везде поспевала мнение высказывать и «полтинник» свой вставить.
— Надо бы, чтоб остались, Ингуш, — заявила, подъезжая к месту дискуссии, она.
— Да ради бога, хоть до следующей зимы! Только цель ваша мне непонятна, Анфиса Потаповна.
— Проста и однозначна! Повлиять на них, чтобы оставили ребеночка! — припечатала решительно Фенечка.
— О-хо-хо, маркиза! — пожурила Инга. — Вы все помните про вмешательства в чужие дела и благие намерения?
— Не маразматирую пока! — уверила бабушка.
— Да Машка и не собирается ничего делать, — поделился добытой информацией Федька, — рожать будет.
— Давайте-ка дружно оставим их в покое! — призвала Инга.
— Ну, покой им, пожалуй, теперь только снится! — заметила Анфиса Потаповна и, лихо развернув кресло, гордо удалилась.
Федька под такое дело тихо слинял к себе в комнату. Инга посмотрела на пакеты в руках, не зная, что с ними делать, подумала, осторожненько пристроила их на пуфик и пошла в «личный кабинет» — в кухню то бишь.
Где-то через час прибыли питерские гости. На отпирание замковых врат Машка отреагировала просьбой с нажимом мимикой и жестами.
— Тетя Инга, а можно мы на выходные у вас останемся? — сверкнув хитрющими глазами, проорало дитя.
— Маша! — призвал отец ребенка к порядку. — Я сказал, мы едем в гостиницу!
— Вот видишь, Машенька, — завела тоном сказительницы старорусской Инга. — Мы твоему батюшке не приглянулись.
— Приглянулись, — возразил крайне недовольный батюшка, — но мы не хотим обременять вас.
— Гостеванием, — «подсказала» Инга, веселясь отчего-то.
— Да, гостеванием, — подтвердил Стрельцов.
— Предпочитаете обременить нас чувством вины, — еще раз «подсказала» весело Инга. — Прогнали родственников взашей! Спать-то у нас негде, квартирка маленькая, да и стойло для животины в доме держим!
— Инга, перестаньте! — потребовал грозно Стрельцов.
— Да с удовольствием! Только ни в какую гостиницу мы вас не отпустим! Вот вы бы нас отпустили? А я, между прочим, обещалась с ответным визитом! Так что, выгоните?
— Сдаюсь! — подняв руки, капитулировал Стрельцов.
Зачем она так настаивала-то?
Инга с большим душевным дискомфортом поняла, что придется ведь с ним о чем-то говорить, занимать-развлекать. Время-то девять вечера, и, при таком настойчивом приглашении, подразумевается ну если не ужин, то чаевничание под беседу.
М-да! Во-первых, она и так сегодня выступила назидательницей премудрой, пожалуй, исчерпав лимит умничаний и терпения господина Стрельцова. А во-вторых… во-вторых, бла-бла-бла, всякое женское и смущающее, и удивляющее, и интерес с ожиданием, и… а-а… не знает она!
Может, напустить на Игната Дмитриевича Анфису Потаповну? На что она там хотела повлиять? Вот пусть и влияет, ей можно.
Но напускать никого не пришлось. Дочь с отцом, извинившись культурно, удалились в гостиную, чтобы позвонить Машиной маме и продолжить разговоры о делах своих непростых. Федька в известное место — в свою комнату к компьютеру, Фенечка со Степаном Ивановичем — смотреть новости, а Инга — работать.
Ну, вот и ладненько, и красота.
Где-то через час Ингу потревожили, подтягиваясь в кухню все по очереди: Федька — чайку попить, за ним Машка с отцом, и, без каких-либо иных вариантов, даже не рассматривающихся, на общий сбор прикатила маркиза в сопровождении хряка.
Чаевничали, не говоря ни о чем серьезном. Игнат Дмитриевич продуктовые дары свои к столу преподнес, Машка с Федькой что-то интернетовское обсуждали и быстренько слиняли к нему же, Фенечка попытала гостя, без фанатизма, на предмет архитектурных изменений в городе Санкт-Петербурге и мирно уехала на покой, сопровождаемая верным фаворитом. Господин Стрельцов огласил свой «пардон» и желание лечь спать.
Идите-идите! Все идите и оставьте ее в покое!
Инга потянулась, разминая затекшие от напряженного сидения над бумагами мышцы, посмотрела на часы на экране ноутбука — однако начало второго.
В дверь коротко стукнул и вошел Игнат Дмитриевич.
— И вновь я отвлек вас от работы, — раскаянно заметил Стрельцов.
— Да я почти закончила, так, мелочь осталась. Проходите, — пригласила Инга, складывая листы бумаги.
— Не могу заснуть. Все про Машку думаю, — поделился тревогами Стрельцов.
— Оно и понятно, — согласилась Инга. — Мне вон хоть в церковь иди, свечку ставь, чтобы пронесло от такого «подарочка» от сыночка.
— Парням проще, — высказал убеждение Стрельцов, присаживаясь на диван.
— Им да, а их родителям нет.
— И то верно. — Он посмотрел, как она складывает бумаги и канцелярию, и заинтересованно полюбопытствовал: — А кем вы работаете, Инга?
— Это сейчас так пафосно называется: фло-орист, — приподняв скептически бровки и окрулив губы в букве «о», пояснила она, — что есть суть цветовод.
— То есть вы на него учились?
— Я окончила отделение ботаники и растениеводства и параллельно курс цветоводства.
— Это призвание? — живо интересовался он.
— Да. С детства, — улыбнулась Инга, переложив ноутбук и кипу бумаг на столик у окна. — Сколько себя помню, меня всегда завораживали цветы. Я их часами рассматривала и удивлялась ужасно: как это можно было сделать? И кто вообще мог сделать такую красоту?
— Теперь знаете кто? — улыбнулся Игнат.
— Нет. Я до сих пор не понимаю, как можно сотворить столько разнообразной красоты!
— А расскажите мне, — попросил Стрельцов с непонятной улыбкой, — про детство, увлечение
