Светская красота госпожи Стрельцовой, рассуждения про аборт и ежеминутное упоминание бывшего мужа бодрости духа, прямо скажем, Инге не добавляли!
Но дела гостеприимные еще никто не отменял, да и Фенечка может выйти из дворянского образа и навалять даме моральных тумаков расстрельных!
— Вы же понимаете, Анфиса Потаповна, — очередной раз уверяла бабушку в ее понятливости Марина.
Так, и что она пропустила? Видимо, дебаты по поводу Машкиного переезда к отцу, под которые маркиза умудрилась скормить Марине и горячее, и всю коньячную закуску. Молодец Фенечка!
— Шила в мешке не утаишь, — разъясняла гостья. — Скажут, что я выгнала беременную дочь из дома!
— А, по-моему, неплохая идея, — заметила маркиза. — Пусть девочка поживет с Игнатом Дмитриевичем, вам, Марина, неплохо бы отдохнуть от этой затянувшейся юношеской скандальности Марии. А любые слухи можно предотвратить.
— Как? — живо заинтересовалась Марина.
— Сказать правду или придумать повод, почему Маше так будет удобней. Например, всем говорить, что у вас ремонт, если вы уж так боитесь сплетен.
— Прекрасная мысль! — оживилась Марина, однако тут же вздохнула. — Но все равно мне не нужен этот ребенок! Ясно ведь, что забота о нем ляжет на мои плечи!
— Но, как я поняла, Игнат Дмитриевич предложил для этого свои плечи? — приподняла одну бровку, вопрошая, маркиза.
Все! Инга догадалась, что Фенечке уже неинтересно и устала она от драматичности навязчивой Марины Стрельцовой. Значит, ее, Инги, выход, желательно без «цыганочки».
— Марина, — старательно улыбаясь, обратилась она к гостье. — Я вижу, вы устали от дороги и стресса. Хотите душ и отдохнуть?
— Я налегке, — соблазняясь заманчивостью предложения, с сожалением ответила Марина. — У меня нет с собой туалетных принадлежностей.
— Да я вам все дам! — порадовала Инга и под локоток, под локоток, осторожно, но настойчиво, вывела осоловевшую Марину из кухни.
Снабдив гостью необходимыми принадлежностями, она оставила ее в ванной и вернулась назад, найдя Фенечку в легкой форме задумчивости.
— И что? — призвала Инга маркизу поделиться мыслями.
— Они правильно сделали, что развелись, — выдала бабушка. — Марина совершенно не подходит Игнату.
— О как! — искренне подивилась Инга. — Это почему же? Выглядит она потрясающе, как с обложки гламурного журнала!
— Да при чем здесь это?! — отмахнулась, досадуя, Фенечка. — Для такого мужчины у нее кишка тонка! Сломалась от первого нажима, я и не наехала толком, а она уже каяться принялась!
— Тебе для полноты образа не хватает кожанки, косыночки красненькой и пахитоски, меж комиссарских пальцев зажатой, закурить удавшийся допрос!
— Испортила тебя мать тягой к актерству! — усмехнулась Фенечка и продолжила делиться выводами: — А девонька так себе, ничего стоящего, мнение окружающих для нее превыше всего, икона. Она и выглядит так шикарно только потому, что это принятый и поощряемый образ состоявшейся социально женщины. И работа, и престиж, и шмотье-барахло стандартного набора. Уверена, что ее квартира скопирована один в один из какого-нибудь журнала интерьеров. Марина — эдакая девочка из провинции, пробившаяся в люди. Только пробиваться ей не пришлось, и горя-нищеты хлебать, и беды мыкать, и закалять характер и мудреть не на чем было. Все на блюдечке, да с икорочкой. Самые трудные девяностые годы жила в полном достатке, в хорошей квартире, родители Игната помогали. Никаких трудностей, безнадеги и сложностей, кроме того, что зарабатывающего мужа не было рядом. А вот социальной упакованности полный коробок: супруг — кандидат наук, по заграницам разъезжает, денег более чем хватает, ребенок здоровый и под присмотром бабушки-дедушки. Да и после развода, насколько я понимаю, Игнат Марину с Машкой очень неплохо обеспечивает. Чего карьеру не делать, особо не напрягаясь, коли задница прикрыта! Конечно, какой Марине сейчас ребенок! У нее статус социальный, тешащий тщеславие, и Машка уже большая — только и живи в свое удовольствие, а тут новорожденный! И понятно, почему она дочь Игнату отдавать не хочет: это ведь пятно на ее тщательно выверенном имидже. И вроде женщина неплохая, и мать хорошая, и вполне разумна, а стержня никакого.
— Что детям говорить-то? — ушла от обсуждения Марины Прекрасной Стрельцовой Инга.
— Нам — ничего. Маша с матерью сама побеседует, а по результатам их переговоров посмотрим, стоит ли нам вмешиваться.
— Вот чего я и опасалась, твоей активной позиции, — вздохнула безнадежно Инга.
— Активная позиция — это нечто иное, в основном телесное, и только для вас, молодых, — назидательно пояснила Фенечка. — А я по-простому стукану по телефону Игнату Дмитриевичу, если что. Мне можно, я старенькая, видишь вон, на креслице передвигаюсь.
— Хм-хрю! — посмеялся Степан Иванович и от щедрот свинячьей души одобрил: — Хрюм-да!
— О! — порадовалась Фенечка. — И сообщника имею!
Попробовать себя в роли стукача Фенечке не удалось. Машка с перепугу сама позвонила отцу и сообщила о прибытии матери в стольный град за беглой дочерью.
Стрельцова просто прорвало от этой новости!
Он выдержал спокойный тон, разговаривая с Машей, пообещал ей, что уладит вопрос. Но потом с такой силой шандарахнул телефоном по столу, что бедная трубка, попискивая и потрескивая, несколько раз подскочила метательным снарядом по кипам документов на столе, чудом каким-то не разлетевшись на куски и не свалившись на пол.
Твою мать! Вот твою же мать!
Как он мог купиться на ее фальшивое согласие и смиренный тон?!
Ведь подумал еще тогда, что Марина подозрительно быстро согласилась с ним, и не прислушался к своему внутреннему чутью!
Да, сейчас, как же! Разрешит она за здорово живешь Машке переехать к нему! И с родами спокойненько смирится! Ага! А что люди подумают?! Выгнала дочь забеременевшую! Да вы что!
— Сам виноват! — успокаиваясь, вынес себе порицание Стрельцов. — Расслабился, не дожал ситуацию до конца!
Да что уж теперь.
Теперь как ни крути, а надо звонить Инге. Ой, как он этого не хотел!
Приняв за руководящее утверждение: «Он не мальчик и бегать, уговаривать ее не будет!», понимая, что общаться-то так или иначе придется, хотя бы поблагодарить за Машкино проживание, пусть и в полуофициальных тонах, Стрельцов уговорил себя отключиться от отвлекающих факторов и заниматься только делом.
Но вне рабочей зоны ответственности он несколько раз в день думал о ней и хотел позвонить, поговорить.
Зачем? О чем? Да хоть о чем, голос услышать, шуточки ее, с тайной надеждой: может, проговорится, почему сбежала. Но он останавливал себя всякий раз — действительно ведь не мальчик! Чего названивать, мямлить что-то с намеком?!
Но телефон в руках держал и придумывал удобную «нейтралку», единственно возможную: как там Машка.
Ну вот, на тебе и повод! Етить его! Это даже не повод, а обязаловка! Стрельцов, представив, что могла наговорить там Марина, чувствовал, как от злости волосы на затылке шевелятся.
И, проверив телефон — выжил ли? выжил, не подвел удароустойчивостью, — набрал номер Марины, для начала. В ответ — длинные гудки.
Это хорошо, а то бы на горячую голову наговорил бы ей сейчас, устроив такой раздолбон!
Стрельцов набрал номер Инги и почему-то напрягся, замирая.
