зданий в современных городах. За некоторыми исключениями. Дошли сведения о настоящем 'монстре', возведенном между 100 и 200 годами нашей эры в самом центре Рима. Нам неизвестна его точная высота, но в свое время он поразил всех своими размерами. Рассказывают, что он возвышался над крышами Рима подобно небоскребу и, должно быть, производил своим видом небывалое впечатление на римлян, ведь его имя, Insula Felicles, было у всех на устах и дошло до самых дальних уголков империи. Конечно, это лишь отдельный случай. Если не считать этого 'римского Эмпайр-стейт-билдинг', дома редко строились выше шести этажей. Невероятно, но и сегодня, столько веков спустя, можно видеть остатки инсул в городе. Иногда взгляд выхватывает их, когда перемещаешься по центру на машине, но мало кто останавливается, чтобы разглядеть их получше. Одна такая инсула — рядом с огромным памятником Виктору-Эммануилу на площади Венеции, там, где расположен Алтарь Родины: на его правой стороне, не доходя до лестницы Ара Чели, можно увидеть невзрачные остатки разрушенного многоэтажного кирпичного здания. К сожалению, им не уделяется то внимание, которого они заслуживали бы. Мимо постоянно снуют прохожие, автобусы выгружают кучи туристов, которые лишь на мгновение останавливаются около него, чтобы выслушать пару слов от экскурсовода, а затем бежать дальше, к сувенирным лавкам.
Если же вы остановитесь, прислонитесь к решетке, то перед вами предстанет фрагмент императорского Рима: лавки, комнаты, окна… Немного фантазии, и вы представите, как были обставлены и кем были населены эти ныне пустующие квартиры. Кто были эти люди? Что за лица мы бы увидели внутри при свете фонарей? Вот мать зовет сына с улицы, тот заигрался с сыном торговца, чья лавочка примостилась на углу дома… А кто знает, какие сцены разыгрывались внутри пристроенных к дому лавок… В этом и заключается волшебная сила археологии: на мгновение она позволяет нам вдохнуть жизнь в давно ушедшее, встретиться с теми, кого уже нет, вовлекает нас в повседневную жизнь многовековой давности. Ни один спецэффект не сможет произвести на нас столь сильное воздействие…
Еще большее впечатление, возможно, произведет инсула у рынков Траяна, в двух шагах от оживленной Виа Национале: сохранившаяся вплоть до крыши, она позволяет понять, сколь внушительными были размеры этих зданий. Но именно в Остии, где сохранились остатки нескольких инсул, в частности, инсулы Дианы, можно по-настоящему понять, что представляла собой жизнь внутри таких построек. Они частично открыты для посещения; можно подняться по ступенькам, оказаться на лестничной площадке древнеримского времени, зайти во внутренние помещения второго или третьего этажа… Так лучше всего удастся представить себе образ жизни римлян. Ведь большая часть жителей Рима обитала именно в инсулах. А сколько же инсул было в Риме? Мы знаем их точное число благодаря найденным ценным кадастровым записям: во IIвеке нашей эры, при императоре Септимии Севере, инсул было ровно 46 602. Огромное число. Особенно если учесть, что количество традиционных римских особняков, домусов (таких, как в Помпеях), не превышало 1792. По 26 многоэтажных 'казарм' на один традиционный дом. Почему такая диспропорция?
Каркопино в свое время сделал в отношении Рима одно важное наблюдение: если Рим в то время занимал 1800–2000 гектаров площади, а жило в нем в момент наивысшего расцвета около 1,2 миллиона жителей, значит, места для всех не хватало. Особенно если вычесть те зоны города, где по закону запрещалось жилое строительство (весь Палатинский холм, где жил император, 200 гектаров Марсова поля, с его храмами, портиками, гимнастическими залами-палестрами и захоронениями). К этому следует добавить около сорока парков и садов и все общественные сооружения, занимавшие большие площади, такие как Цирк (Колизей), театры, базилики, термы, форумы, различные храмы, все административные здания…
Было найдено простое и эффективное решение: дома стали расти в высоту, надстраиваясь дополнительными этажами. Большая часть жителей столицы, таким образом, приходя домой, ходила не 'по земле', а 'по воздуху'. Число таких 'дополнительных' этажей в городе, по всей вероятности, было действительно огромным, если уже в то время ритор Элий Аристид восклицал, что, если бы все дома перенести на землю, Рим бы простерся до Адриатики! Сегодня никого уже не удивляет вид многоквартирных домов и высотных зданий, но в древности, в мире, где преобладали небольшие поселения, где число городов было невелико, а дома в них обычно не превышали двух-трех этажей, видеть город, застроенный гигантами-инсулами, было настоящим потрясением для новоприбывших в Рим. Вероятно, ошеломленные приезжие мучились теми же вопросами, которыми задаемся мы, гуляя по Нью- Йорку: 'Как это не падают такие высоченные здания?' и 'Как только люди уживаются в таких гигантских домах?'.
8:50.Человеческое лицо инсул
Что обычно видишь, прогуливаясь по центру наших городов? Множество магазинов. Так было и в древнем Риме. Первый этаж инсул был занят лавочками и магазинами, между которыми находились незаметные входы в сами инсулы с лестничными пролетами, которые вели на верхние этажи. Туда-то мы и направимся.
Мы приближаемся ко входу, оттуда на нас пристально смотрит какой-то человек: это один из 'привратников'. Он невысокого роста, толстый, в грязной тунике, на двойном подбородке топорщатся иглы давно не бритой щетины. Привратник сидит на простой табуретке, поигрывая узловатой дубинкой из дерева оливы. Дубинка эта говорит не только о его роли, но и о его прошлом. Точно такие же дубинки использовали в легионах, когда отдавали приказания — чтобы те 'лучше доходили'. По всей вероятности, наш охранник — бывший легионер, возможно, проштрафившийся центурион, пробавляющийся теперь этой работенкой, где требуется быстрая реакция и решительность для подавления стычек и ссор между жильцами. Как следует разглядев нас, он отворачивается и вновь обращает свой взгляд на улицу, на лица прохожих, даже не оглянувшись, когда мы переступили порог.
Сначала мы идем темным коридором, слыша нарастающий гул голосов. Мы вот-вот попадем в особый мир, маленькую вселенную со своими законами и своими жителями. Настоящий зверинец личностей и характеров.
Первая сцена, которая предстает нашему взору, разворачивается в глубине коридора. Девушка у огромной емкости-бочки, долия (dolium), стоящего под пролетом большой лестницы, балансируя на одной ноге на деревянной табуретке, выливает содержимое нескольких терракотовых сосудов в отверстие кувшина. Что здесь творится? Еще несколько шагов, мы выходим на площадку, и на нас накатывает волна тошнотворной вони. Так и есть: это моча… Девушка, очевидно, — рабыня, она выливает ночные горшки своих хозяев. Ее, похоже, совершенно не беспокоит сильнейший запах: видимо, она привыкла к нему, ведь на протяжении многих лет это одна из ее утренних обязанностей. Позже из прачечной пришлют за этой 'драгоценной' жидкостью.
Оглядевшись, мы замечаем, сколь убого это помещение: стены облупились, на них пятна сырости, жира, даже следы ладоней. Есть и надписи. Одна из них особенно поражает. Это рисунок, изображающий двух сражающихся гладиаторов: секутора в шлеме, с коротким мечом и прямоугольным щитом, и ретиария с сетью и трезубцем. Рисунок явно выполнен детской рукой. Ребенок даже подписал их имена: Седул и Фелоник, очевидно, тогдашние любимцы публики поразили воображение мальчика, подобно сегодняшним футболистам или персонажам мультфильмов. Рядом читаем еще одну надпись, слегка туманную: 'Многих женщин часто обманывал Реститут' (Restitutus multas decepit saepe puellas), — по всей вероятности, предупреждение для всех женщин инсулы, оставленное девушкой, соблазненной и брошенной одним из жильцов… Нередко встречаются и более 'откровенные' надписи, как в наших общественных уборных. И вдруг среди непристойностей расцветает юношеская первая любовь: 'Марк любит Домицию'. (Marcus amat Domitiam), тут же 'уравновешенная' следующим: 'Евтихида-гречанка, изящные манеры, дает за два асса' (Eutychis graeca assibus II moribus bellis). Acc — ходовая монета, так что цена, честно говоря, более чем доступная…
Секс, любовь, оскорбления и спортивный азарт — все это археологи находят на стенах римских домов. Почти за два тысячелетия ничего не изменилось!
Девушка устало поднимается по лестнице. Пойдем за ней. Ей от силы лет двенадцать-тринадцать, белокурые волосы выдают северное происхождение. Кто знает, из какого она уголка Германии. Несмотря на
