Один день в древнем Риме. Повседневная жизнь, тайны и курьезы

матраса), в углу лежит рюкзак или сумка с одеждой. Нет ни туалета, ни душа, ни кухни. Чтобы помыться, надо идти в общий душ, для удовлетворения физиологических потребностей в кемпинге есть туалет, а еду либо готовят по-быстрому на мангале у палатки, либо ищут где-нибудь неподалеку забегаловку или ресторанчик. Конечно, есть и палатки, оборудованные душем, туалетом и кухоньками, но они встречаются редко, отличаются большими размерами и высокой ценой. Большая же часть постояльцев кемпинга пользуется палаткой, только чтобы спать.

Так вот, в точности то же самое делают и древние римляне со своими жилищами: они тесные, темные, лишены санузлов, воды и кухонь (либо кухни настолько примитивны, что скорее напоминают мангалы). Лишь немногие богачи в особняках или на первых жилых этажах инсул располагают этими удобствами, но их так же мало, как мало больших оборудованных палаток в кемпингах.

Поэтому подавляющее большинство жителей Рима вынуждено выходить из дому, чтобы воспользоваться общественными удобствами, точно так же, как постояльцы кемпинга. Чтобы помыться, они идут в термы, нужду справляют в латринах, а голод утоляют в 'термополии' или 'попине': подобие нашего бара или фастфуда с самообслуживанием. Ничего удивительного, что многие стараются поесть 'на халяву', напрашиваясь в гости. Вот почему улицы Рима столь многолюдны: все выходят из дому, вливаясь в поток тех, кто каждый день должен ходить на работу, по поручениям, за покупками в лавки или на рынок. Чтобы помочь вам лучше понять жизнь в столице империи, мы могли бы привести еще один пример: Рим, по сути дела, представляет собой один большой 'дом'. Ваша спальня находится в инсуле на одной улице, общественные туалеты (латрины) — на другой, душ (термы) — в одном квартале, а кухня (термополий) — в другом и так далее… В этом воображаемом доме есть и 'гостиная' — форум, но о встречах можно договариваться в разных местах города, так что гостиная, пожалуй, 'рассеяна' повсюду.

Человек, которому нечем заняться, вряд ли станет просиживать день взаперти в тесной и темной квартирке. Подобным людом и запружены улицы Рима; людей все прибывает и прибывает. Можно сказать, что для древнего римлянина его город — то же самое, что для римлянина современного — его квартира. Да по сути так оно и есть… И это можно сказать про все крупные города Римской империи. Нами подобное отношение к своему городу уже утеряно.

9:10. Улицы Рима

Мы возвращаемся из 'затерянного мира' верхних этажей этих огромных зданий, наполнившись крепкими запахами и острыми ощущениями. Настоящий 'Бегущий по лезвию бритвы' Античности… Мы вновь на улице, народу заметно прибыло. При перемещении по Риму поражает великое разнообразие возможных маршрутов. Подобно живому существу, город пронизан несколькими крупными 'артериями', ведущими к форуму, от которых во все стороны разбегается бесчисленное множество 'капилляров'.

В результате уличная сетка императорского Рима напоминает исторические центры наших старинных городов с множеством извилистых улочек и переулков. Причина проста: экономия места для строений.

Улицами (via) называются только самые широкие, от 4,8 до 6,5 метра, где могут разъехаться, не соприкасаясь, две повозки. Поразительно, что в центре Рима таких всего две. Остальная часть столицы империи покрыта сетью улочек (vici), еще более узких проулков (angiportus) и переплетением настоящих городских 'тропок' (semitae). Древние повествуют с долей иронии, что жильцы домов напротив вполне могут здороваться за руку через окно…

Еще одна вещь, поражающая нас в Риме, — подъемы. В городе семи холмов, само собой, немало улочек, идущих в гору, извилистых, как горные тропки, которым римляне дали название 'взвозов': Субурский взвоз (Clivus Suburanus), Капитолийский взвоз (Clivus Capitolinus) и так далее… Юлий Цезарь распорядился замостить их, но приказ так и не был выполнен. Как следствие, летом они покрыты пылью, а зимой — грязью. И это не считая всякого рода нечистот, сопровождаемых неизбежным зловонием, совсем как в странах третьего мира.

Извилистые улицы и близко стоящие здания облегчают путь пожарам, с большой быстротой охватывающим одно строение за другим.

При восстановлении Рима после опустошительного пожара 64 года нашей эры Нерон сделал попытку изменить планировку города. Чтобы воспрепятствовать распространению огня, он расширил улицы, увеличил расстояние между зданиями, создал крытые портики, чтобы отряды пожарных могли перемещаться с большей безопасностью…

И тогда многие улицы опять залил солнечный свет, прежде заслонявшийся стоявшими вплотную зданиями. Но положение исправилось лишь частично. Вскоре во многих кварталах бесчестные дельцы вновь стали беспорядочно застраивать улицы, и за сорок лет все вернулось на круги своя.

Мы проталкиваемся вперед в уличной толпе. Любой, кто впервые попадает в Рим, как и мы, поражается обилию контрастов. Столица империи меняет свой облик на каждом шагу. Сейчас мы на прямой, удивительно современной улице, с высокими, освещенными солнцем зданиями, тротуарами и магазинами. Но стоит свернуть за угол, и начинается лабиринт темных закоулков, с беспорядочно громоздящимися непрочными инсулами.

Как если бы в одном городе объединили величественные прямые линии красивейших кварталов Нью-Йорка и убогие, извилистые улочки ближневосточных городов с их базарами. Ощущение такое, что можно попасть из Нового времени в Средневековье, просто повернув голову или зайдя за угол…

Войдем в переулок. Между домами развешано белье. Оно разноцветное и напоминает гирлянды с тибетскими флажками. Из деревянной лоджии, выступающей над переулком, выглядывает женщина крепкого сложения и спускает на веревке корзину. Внизу ждет торговец, он собирается наполнить корзину бобами из своего мешка. По его платью мы догадываемся, что он сельский житель и прибыл в город, чтобы продать плоды своего труда. Сразу видно, эти двое давно знакомы: они обмениваются шуточками и смеются.

Прошло много столетий, а эта сцена повседневной жизни так и не изменилась. Рим по сути именно таков — сплетение повседневных ритуалов, объединяющее всех его жителей. Двинемся дальше мимо торговца, заговорившего со второй женщиной, выглянувшей в окно.

Когда бродишь по этим улочкам, чувствуешь себя как в венецианских 'калле', где в конце маленькой улицы перед тобой неожиданно открывается погруженная в тишину площадь. И действительно, разойдясь с рослым детиной, который даже не удостоил нас приветствием, из узкого проулка мы попадаем в своего рода оазис: небольшая площадь с фонтаном посередине, около которого выросли два деревца, благодаря воде, постоянно проливающейся из ведер обитателей квартала. С одной стороны площади сияет беломраморная колоннада. Это храм, его двери еще закрыты. На ступеньках сидят двое нищих, одетых в грязные лохмотья неопределенного цвета. Остановимся на мгновение, чтобы глотнуть этого неожиданного покоя, подставим лицо теплым утренним лучам.

Сбоку от храма отходит узкий темный переулок, мы ныряем в него. В полумраке приходится двигаться на ощупь. Да здесь не хватает не только света, но и воздуха! Многие пользуются этим переулком вместо общественной уборной… Зажав нос, мы бегом устремляемся к освещенному и уже близкому выходу. Осталось несколько метров. Вот и он… И вдруг мы обо что-то спотыкаемся. Похоже на мешок с ветошью и торчащими палками. Что это? Кто его тут бросил? Мы наклоняемся, чтобы разглядеть получше, прикрыв нос туникой: вонь стала тошнотворной, со сладковатым оттенком.

Глаза постепенно привыкают к темноте, и мы различаем застывшее лицо неестественного цвета с глубоко запавшими глазницами… Да это же труп! Он лежит тут не меньше суток. Кто это, один из нищих? Вряд ли. Никто из них не избрал бы это зловонное место для своего ночлега. Мы с трудом заставляем себя прикоснуться к его руке: туника хорошей выделки, значит, это был человек со средствами, может, и не богач, но при деньгах. У него отрублен палец: воры унесли золотой перстень. Возможно, дело было ночью. Нам будто представляется вся сцена. Человек этот шел домой с пирушки или со свидания, не исключено, что он был пьян. Но не это навлекло на него беду. Его ошибкой было пойти в одиночку. На темной улице на него напали, пырнули ножом и затащили сюда, где, не спеша, вдали от любопытных взглядов, убийца