- Слышь, Знахарь, - говорит пистолетчик, - посмотри на свое табло!
И зеркальце мне протягивает.
Я как глянул - боже мой!
Ну и рыло!
Не знаю уж, что там у меня с кровеносной системой случилось или еще с чем, только все швы и тайные подтяжки, которые на моей морде были после пластической операции, вылезли, как у того монстра, которого доктор Франкенштейн забацал. Ночью увидишь - в штаны наложишь. Видать, сильный у меня стресс случился. Не помню, как и встал.
Вернул я пистолетчику зеркальце и говорю Железному:
- Слушай, Железный, ты мне жилы не тяни! Говори, что решил, я тебе не фраер, чтобы нервы мне мотать. Решил кончать меня, так давай, делай! А нервы не порти.
- Не горячись, Знахарь, - ответил мне Железный, и в его голосе мне послышались примирительные нотки, - надо же было тебя пробить, сам понимаешь.
- Ну и как, пробил? - зло спросил я.
- Пробил, пробил, успокойся. В общем, так я решил - посидишь тут на стройке в подвальчике секретном одном, а мы пока с малявами разберемся. А там - не обессудь. Либо - жизнь, либо - сам понимаешь…
И вот сижу я в какой-то подземной насосной, 'ЗУМПФ' называется, уже третий день. А Санек, стало быть, в лесу кантуется один. Ему-то хорошо - свежий воздух, все такое.
А тут - сырость, темнота, что-то где-то булькает, да еще и цепь запястье натерла. Приковали меня братаны цепочкой, как собаченцию. Извинялись, правда, но приковали. Только и хватает мне цепочки этой от шконки до параши. Хорошо еще, что соорудили они мне и шконочку какую- никакую, и ведро в угол поставили. Приходят, то хавку подгонят, то просто заглянут покалякать на пять минут. В общем, не забывают. А я уже нервничать начинаю. Третьи сутки на исходе, а ответа все нет.
На четвертый день, когда я уже начал доклад о жизни своей непутевой для Господа Бога готовить, поднялась ляда, которая карцер мой накрывала, и пробился ко мне с улицы лучик света.
Спускается в насосную эту сраную Таксист, то есть - пистолетчик тот самый, который шрам на моем брюхе исследовал, да и говорит:
- Дай-ка, Знахарь, цепочку сюда, поближе к свету.
Ага, думаю, сейчас освободит. А раз один пришел, значит…
Значит - живет Знахарь!
Да, Знахарь, не оборвалась еще дорожка твоя, не спустят тебя в бочаг вниз головой, живем дальше.
Ну, отцепил меня Таксист, и вылезли мы на свет божий.
Солнышко светит, птички чирикают, воздух чистый - он здесь везде чистый. Хоть в тайге, хоть над зоной. Ему - воздуху - все равно.
Ну и пошли мы с Таксистом опять в ту самую каптерку.
Приходим, народ в сборе, морды все те же, но вроде поприветливей стали. Поручкался со всеми, а с Железным в первую очередь.
Он сам из-за стола встал, шагнул навстречу и клешню протянул.
Нормальная у него клешня, крепкая.
Когда мы с ним ручкались, он носом потянул, посмотрел на меня этак и говорит:
- Слушай, Знахарь, не в падлу, сходи-ка ты помойся! Тут для тебя уже приготовили все, что нужно. Сидел ты в яме поганой, так что - сам понимаешь. Пахнет от тебя не так, как от цветочка весеннего.
И подмигнул.
А остальные ржут и по плечам меня хлопают.
Ну, тут у меня от сердца уже окончательно отлегло. Хоть и не было базара про малявы да про то, какие там ответы пришли, а стало ясно, что все в ажуре. И к бабке не ходи.
Завели меня в закуток в той же столярке, а там за отгородочкой фанерной стоит бадья с горячей водой литров на сорок, мыльце, мочалка и чистые шмотки стопочкой сложены. Точно такие же, как и у меня. Здесь других не бывает.
Я быстренько тряпье провонявшее скинул, ковшик схватил и давай намываться. В общем, минут через пятнадцать выхожу я чистый и свежий, как молодая морковка. Захожу в каптерку, а там на столе уже бацилла разложена, овощи, помидоры там, огурцы всякие, а посередине - оп- па - бутылка 'Абсолюта'.
Это хорошо, думаю, после баньки-то…
Расселись мы вокруг стола, я уже не в кресле-капкане сижу, а на нормальном стуле, разлили, чокнулись, как нормальные люди, сидим, штевкаем, бациллу друг другу передаем, кайфуем.
Ну, настал момент, и Железный говорит:
- Пришел ответ из Питера на маляву нашу.
Молчу.
- Фарт тебе, Знахарь! Подтвердила братва питерская, что ты - не фуфло и серьезное дело имеешь. Так что - спрашивай, что тебе нужно, по силам ответ будет.
Я в это время огурец хрумкаю и киваю уверенно так, будто другого и не ждал. А на самом деле ждал. И очко, надо сказать, не железное у меня было в зиндане ихнем.
А пистолетчик Таксист вдруг и говорит:
- Так что, Знахарь, ты меня так и не признал, что ли?
Я к нему поворачиваюсь, смотрю внимательно - нет, вроде не видел. Лицо как лицо, ну, мало ли…
- Нет, - говорю, - не могу признать.
- А я, - говорит Таксист, - сразу тебя срисовал, еще когда в первый раз у штабеля встретились. Я на всю жизнь запомнил, как ты в Крестах на смотрящего по хате бросился, когда он концы откинул. Прямо как упырь какой, я аж испугался. А потом, когда он из мертвецов встал, ты для меня уже просто колдуном каким-то смотрелся. Я тогда с бородой был, поэтому ты меня и признать не можешь. Тебя-то сейчас тоже не признать с новым таблом, но я как в глаза тебе посмотрел, так и подумал - ага, вот он, колдун тот, который смотрящего из могилы вынул. Глаза - их не переделаешь.
- Ну… - сказал я и только руками развел.
- Так что же ты хочешь знать, Знахарь? - спрашивает снова Железный и папироску закуривает.
Я на часы посмотрел и вижу - до исхода девяносто шести часов осталось еще пять с половиной, так что можно не суетиться. Пошарил в последней пачке 'Мальборо', достал сигаретку, закурил и говорю:
- А знать мне нужно все, что ты можешь рассказать мне про Студня, который тут после меня чалился, а потом ноги сделал. Все, что знаешь, и даже больше.
- Ну, насчет 'даже больше' не обещаю, а что знаем - услышишь.
И рассказал он мне про то, как прибыл на зону беспредельщик молодой, севший по второму разу за кровавые дела. Его не трогали, давали жить, понятий он не нарушал, так что все было вроде нормально.
Было у него при себе кольцо особое, вроде талисмана или памяти о ком-то, в общем, для него - очень важное. И ухитрился он колечко это сквозь все шмоны протащить. То в очко себе засунет, то проглотит, короче, колечко всегда при нем было.
По ходу дела братва просекла, что у него были интересные разговоры с одним таджиком по кликухе Урюк, который сидел за контрабанду наркотиков. А разговоры эти были о том, что когда Урюк был членом банды басмачей, то видел такое же кольцо на руке своего бая, который раньше
