кобуру и запахиваю ватник. Очень хорошо. Я сразу стал чувствовать себя намного увереннее.
Все остальное я перекладываю в рюкзак и закидываю его на горб.
Ну вот и все. Можно идти дальше.
Я подумал еще немного и говорю:
- Ладно, Санек, спасибо, что проводил и дождался. Извини, если что не так. Я пошел.
И протягиваю ему руку.
Он, конечно, не ожидал, что его так резко отстегнут от дела, но что он мог изменить? Ровным счетом ничего. Так что.
Мы пожали друг другу руки и пошли в разные стороны.
Пройдя несколько шагов, я обернулся и сказал ему в спину:
- Слышь, Санек, не вздумай идти за мной. Я тебя просто убью.
Он даже не обернулся. Надеюсь, что понял.
Кто не знает тайги, может подумать, что люди ходят по ней как вздумается. Вдоль, поперек, по диагонали, куда глаза глядят, дорог-то нету. Но это не так. Тайга сама решает, куда тебе идти. И поэтому получается, что горки, буреломы и болота направляют ходока туда, где идти можно. А где нельзя, тайга туда не пустит. То есть, конечно, пустит, но тогда может и не выпустить.
И если входит в тайгу человек и думает себе: 'А пойду-ка я в сторону Японского моря!', а потом еще один, который хочет попасть в Токио, то, поскольку они идут приблизительно в одном направлении, можно быть уверенным, что линии их маршрутов совпадут почти в точности. Это тайга их так поведет. Сама. Иначе чем можно объяснить то, что люди встречаются-таки в бескрайней тайге?
Вот и я, входя в парму с целью найти след Студня, отключил интеллект и почесал по кочкам и буеракам на автомате. Не думая. И представляя себе, что я - это Студень, который рвет когти с зоны. До темноты оставалось еще несколько часов, и я надеялся оторваться от зоны как можно дальше, прежде чем буду устраиваться на ночлег. А вот когда устроюсь, тогда в тишине и можно будет подумать о том, куда же Студень мог направить свои стопы.
В общем, пер я, как геолог, который спешит на базу опохмелиться. Только стволы мимо ушей мелькали. И, наконец, когда стемнело и ломиться вслепую уже не было никакого смысла, я остановился и сбросил рюкзак на землю. Потом повалился на толстый и мягкий мох и закинул руки за голову.
Над поляной, по центру которой я бросил свои усталые кости, в страшной вышине висело почти черное небо, усыпанное микроскопическими лампочками, которые слабо перемигивались. Одна из них медленно ползла среди других. Это был спутник.
Я лежал и думал о том, как хорошо валяться ночью на таежной поляне, не думая о том, что по твоему следу прутся азартные преследователи, которые мечтают о том, чтобы выбить тебе прикладом зубы или попросту убить. Несколько лет назад зэков охраняли солдаты срочной службы, и они не могли выбирать, что им делать. Это хоть как-то можно было понять. Теперь же охрана на зонах состоит исключительно из тех, кто сам решил заняться этим идиотским делом. И каким же нужно быть уродом, думал я, чтобы по доброй воле пойти и превратиться в подлого и яростного пса, надзирающего за урками!
Я повернулся на бок, расстегнул сумку и вытащил бутыль с водой. А заодно и репеллент. Гнус уже рассек, что на поляне есть хавка, и ко мне со всех сторон устремились полки и эскадрильи голодных комаров и мошек.
Попив и обрызгавшись репеллентом, я завернулся в плащ-палатку и уснул. Мне приснился Арцыбашев, который жеманно расстегивал рубашку. Под ней была женская грудь. Потом он расстегнул брюки, медленно спустил их, и я увидел торчащий в мою сторону вороненый ствол, а под ним, как в фильме 'От заката до рассвета', два револьверных барабана. Я подумал, что дело плохо, наставил на него палец, на котором были надеты два волшебных кольца, и выкрикнул волшебное заклинание:
- С вещами на выход!
Арцыбашев съежился, ствол с лязгом упал на кафельный пол, и откуда-то сбоку появился косорылый чурка, который сказал мне голосом Железного:
- Да, Знахарь, выхода у тебя нет.
И бросил на пол полусгнившую голову моей жены.
Потом картина развернулась, будто я вышел на огромную площадь, и я оказался стоящим перед огромной толпой братвы. Посмотрев под ноги, я увидел свежестроганый помост. Что-то щекотало мне левое ухо. Я повернул голову и задел носом за висящую перед самым моим лицом петлю из толстой волосатой веревки. От толпы отделился Санек в длинном кожаном плаще и маленьких черных очках, подошел к помосту и, задрав голову, спросил:
- Ну что, Знахарь, принес общак? Толпа за его спиной мрачно шевелилась.
- Не принес, - разочарованно протянул Санек, - а колечки где?
Я молчал и чувствовал, что настает кирдык.
Вдруг все посмотрели наверх. Я тоже посмотрел туда и, к своему изумлению, увидел, как с неба опускается босоногая Настя в длинной белоснежной рубашке. В левой руке она держала золотую трубу, свернутую кренделем, а правой приветственно махала мне.
Опустившись рядом со мной на помост, она оглядела толпу и сказала:
- Грех-то! Грех-то какой! Пойдем отсюда, Костенька, милый, пойдем скорее!
И, взяв меня под руку, повлекла на небо.
Пацаны, увидев такое дело, схватились за стволы и начали палить в нас. Блестящие медные пули медленно проплывали рядом с нами, и в них отражалось солнце. Я протянул руку и осторожно взял одну из них двумя пальцами. Она была горячая, и я тут же бросил ее вниз. Она полетела к земле, распухая на глазах, и когда огромная медная бочка с тремя поясками, в которую она превратилась, грохнулась среди толпы, раздался оглушительный взрыв.
Я подскочил и проснулся. Солнце давно уже встало и было светло. Машинально посмотрев на часы, я увидел, что было полседьмого. С неба доносился реактивный гул, и я понял, что взрыв, который я услышал во сне, был грохотом преодоления звукового барьера.
Я сбегал к ручейку, умыл рыло, потом подумал немного и, раздевшись догола, ополоснулся весь. Вернувшись к месту ночлега, я быстро закинул на кишку сухой паек, запил его водой и спокойно закурил, чувствуя, как приходит бодрость и способность к правильным и решительным действиям. Интуиция пока молчала. Это значило, что направление, по которому я двигался, было верным. И следовало придерживаться его до тех пор, пока в голове не прозвенит звоночек сомнения. А вот тогда нужно будет остановиться и поработать головой, время от времени отключая интеллект и давая волю подсознанию. Оно не ошибается.
Набрав полный пузырь воды, я быстренько собрался и, закинув за спину рюкзак, повернулся в ту сторону, куда мне следовало идти. Местность постепенно повышалась и невдалеке, километрах в пяти, виднелась вершина небольшой сопки. Метров сто над общим уровнем пармы. Вот туда я сейчас и пойду. Чем-то мне эта сопочка понравилась.
До вершины выбранной мною сопки я продирался часа два. Наконец я позволил себе бросить рюкзак на землю и закурить. Не знаю, что подтолкнуло меня, но я достал из рюкзака бинокль и стал рассматривать простиравшуюся передо мной тайгу. Причем в том районе, из которого только что ушел. И тут у меня екнуло сразу все.
Да, подумал я, вечная слава интуиции.
С этой сопки тайга была как на ладони. В бинокль были видны даже расплывавшиеся в атмосферном мареве крыши зоны. Но черт с ней, с этой зоной. То, что привлекло мое внимание, находилось гораздо ближе. Километрах в двух от меня, там, где я был не более часа назад, шевелились кусты. Меня кто-то преследовал.
И, пожалуй, я знал, кто это был.
