Меня пнули в спину, и я почувствовал, что лечу.
Это было страшно, потому что я не знал, насколько глубока та яма, куда нас бросают.
Но яма оказалась не такой уж и глубокой, и ее дно было устлано толстым слоем не то сухой травы, не то стружек или опилок с ветошью.
Через секунду рядом со мной на пол плюхнулось второе тело.
Это была Наташа.
Створы над нами со скрипом затворились, и мы погрузились в мир полной тишины и спокойствия.
- Ну, с прибытием в лагерь Тохтамбашева, партнерша гребаная, - пошутил я.
- А иди ты на хер, - просто ответила Натали.
Мы еще не знали, сколько нам теперь сидеть в этом зиндане, как не знали и что с нами теперь сделают.
Первым на допрос вытащили меня.
Опять мешок на голове. Направление движения указывают ударами приклада. Два раза я падал, спотыкаясь о камни, но тут же поднимался, чтоб не получить по спине еще раз.
Наконец меня ввели в какое-то помещение.
- Ну, рассказывай, русский человек, зачем Тохтамбаш-баши искал? - с интонацией некой театральной игривости спросил мой пока что невидимый собеседник.
- Дело у меня к нему, - ответил я.
- Какое дело? - спросил голос.
- Ну, об этом я только самому Тохтамбаш-баши могу сказать, - сказал я и тут же получил удар прикладом по спине. Голос что-то сказал бившему меня нукеру, и с меня наконец-то сняли мой шутовской колпак.
Я увидел, что стою посреди огромной брезентовой палатки, в которой оборудовано что-то вроде походного передвижного штаба.
На складных столах - папки с бумагами, топографические карты, видеокассеты… Много разной аппаратуры - спутниковый телефон, компьютеры-ноутбуки, рации, видеокамеры, оружие…
Прямо передо мной на складном брезентовом стуле сидит таджик лет пятидесяти с достаточно длинной, до середины груди, бородой, смешно растущей как бы только из острия подбородка…
Это был Тохтамбашев.
- Чарры Каримович, это вы? - спросил я Тохтамбашева.
По советскому паспорту Тохтамбашева звали Чарры Каримовичем. Но в училище, среди своих друзей-курсантов, его звали по русскому эквиваленту - Жорой. Но об этом знали очень немногие.
- А ты кто такой? - спросил Тохтамбашев, пристально вглядываясь мне в глаза.
- Я сын вашего друга по училищу и по службе в Афгане, - сказал я с непонятной для меня самого легкостью, - Студеный моя фамилия…
Тохтамбашев что-то резко пролаял своему нукеру, и тот поспешно принялся развязывать мне руки…
Кольцо!
Настало твое время!!!
И я, высвободив руки, принялся картинно разминать затекшие пальцы, угловым зрением ловя направление тохтамбашевского взгляда…
Все верно, он на мои руки смотрит!
- Ну-ка, ну-ка, подойди-ка сюда, сынок, - сказал Тохтамбашев, и я четко услышал за спиной предостерегающий звук передергиваемого затвора.
Я осторожно сделал медленный шаг вперед.
- Колечко у тебя любопытное, сынок, дай поглядеть, - ласково попросил Тохтамбашев.
Я снял кольцо и протянул Тохтамбашеву.
- Чарры Каримович, мама сказала перед смертью, что это кольцо для того, чтобы вы мне часть папиного завещания отдали, - с почтением к памяти матери сказал я.
- Правильно говоришь, сынок, - ответил Тохтамбашев, - и я готов бы был отдать то, что причитается по наследству сыну моего друга, но…
Тохтамбашев сделал паузу.
- Что - 'но', Чарры Каримович?
- А то, что до тебя тут еще один сын подполковника Студеного ко мне заявился и тоже за папиным наследством, - сказал Тохтамбашев, - у тебя брата случайно нет, как у того Шуры Балаганова, что за сынка лейтенанта Шмидта себя выдавал? А?
Я предвидел такой вопрос и двинулся по отрепетированному заранее сюжету:
- Нет у меня братьев, и вы это знаете, Чарры Каримович, вы ведь с папой дружили до самой его смерти, мне мама рассказывала, так что позовите сюда этого самозванца, я знаю, как с такими разбираться, - хладнокровно ответил я.
- Хорошо, - примирительно ответил Тохтамбашев, - я его позову, мне и самому почему-то показалось, что он самозванец, да и кольца у него не было. И пришел он ко мне за завещанием без невесты, а мы ведь с отцом твоим как договаривались? Что сын придет за приданым на свадьбу, и колечко у невесты будет, вот как мы договаривались…
А я тем временем не сводил глаз с Тохтамбашевского мизинца…
Там было кольцо-двойник.
Вот он - пропуск к Кемалю!
Вот оно!!!
Тохтамбашев снова что-то отрывисто приказал своим нукерам, и за пологом палатки послышался громкий крик глашатая, среди нерусских слов которого я отчетливо разобрал слово 'Студень'.
Они вызывают Студня.
Вот сейчас-то и наступит для нас момент истины.
И лучшее, что я могу сейчас сделать, - это сразу убить Студня и тем самым в зародыше прервать опасный процесс очной ставки. Я уже начал было примеряться, как сымитировать справедливый гнев оскорбленного сына героя Афганской войны и в возмущении проломить Студню череп чем-нибудь тяжелым…
Но Судьба распорядилась иначе.
Недооценил я Востока. А Восток - дело тонкое.
Хитрый баши уже все про себя решил.
Полог палатки отдернулся, и вошел Студень.
Я сразу признал его, несмотря на то, что на фотографиях из досье он выглядел явно моложе. Однако сомнений не было. Это был он - уголовник и редкий подонок - настоящий сын полковника Студеного…
И едва он вошел, как Тохтамбашев изволил огласить свою волю:
- Сейчас настала редкая возможность воочию увидеть истинную справедливость Всевышнего Аллаха, - издалека начал он свою речь, - мы имеем двух претендентов на деньги, которые мой старый друг доверил хранить мне и завещал выдать своему сыну. Но случилось так, что
