сцен. Я ее хорошо запомнил.
Вот два мертвяка лежат, они этот гарем охраняли.
Вот изразцовая плитка, отколотая в форме полумесяца и заклееная скотчем. Ее я запомнил специально.
А где же дверь в сокровищницу?
Я обернулся на своих спутников и увидел на их лицах такое же выражение, какое, наверное, было и у меня.
Удивление и недоумение.
Вдалеке снова послышались выстрелы, и мы замерли.
На этот раз перестрелка была долгой.
Сначала поливали одновременно несколько автоматов, и я понял, что это воины Аллаха не жалеют патронов, за которые заплатил их хозяин. Потом раздался взрыв, после которого захлопали пистолетные выстрелы. Потом еще два взрыва, снова автоматные очереди, затем что-то вроде нестройного «аллах акбар», потом опять бешеная стрельба, и наконец все стихло.
Мы переглянулись, и Генри недовольно покрутил головой.
– Похоже, мы остались одни, – сказал он.
– Возможно, – подтвердил я и, повернувшись к той стене, где еще вчера была дверь в сокровищницу, указал на нее пальцем и спросил: – А вот это как понимать?
Генри нахмурился и, оторвавшись от невеселых мыслей о неизвестной, но наверняка горестной судьбе своих боевых товарищей, посмотрел на стену.
Потом он достал сигареты и, закурив, ответил:
– Сейчас посмотрим.
И стал внимательно изучать стену.
Следя за его действиями и прислушиваясь к тому, что происходило в отдалении, мы тоже закурили, но не успели сделать и по две затяжки, как Генри выпрямился, повернулся к нам и сказал:
– Все ясно. Мы это уже проходили. Здесь меняется вся стена. Та, в которой есть дверь, уезжает, а на ее место встает эта, сплошная. Поэтому и швов никаких не видно. Только обычные стыки с полом, потолком и другими двумя стенами.
Я оглядел стену.
Высота – около трех метров, в ширину – метра четыре, а толщина…
И, будто угадав мои мысли, Генри сказал:
– В толщину эта плита не меньше метра, но это – фикция. Внутри она пустая, потому что если бы она была монолитная, то весила бы…
Он задумался, а Наташа быстро сказала:
– Около тридцати тонн.
Генри удивленно посмотрел на нее и спросил:
– Правда? Это ты в уме посчитала?
Наташа пренебрежительно хмыкнула и, затянувшись, ответила:
– Это только вы, тупые американцы, без калькулятора не можете треху от десятки отнять. А мы, продвинутые европейцы…
– Все, сдаюсь, – Генри поднял руки, – прости глупого негра.
Он повернулся ко мне и закончил:
– Тридцать тонн. Да ее хрен провернешь даже с соответствующим механизмом. Тут ведь нужен такой же противовес, значит, получается уже шестьдесят… В общем, сейчас мистер Генри Хасбэнд скажет волшебное слово, и этот Сезам откроется как миленький.
Он скинул на пол рюкзак и, присев около него на корточки, стал доставать какие-то брикеты, пакеты и, как я понял, взрыватели.
При этом он увлеченно бормотал себе под нос:
– … так, возьмем этот хорошенький пластилинчик и налепим его сюда вот так… колечком… а теперь лучики сделаем, как у солнышка… ах, какое красивое солнышко получилось… а чтобы оно поярче светило, засунем сюда…
И он прилепил к метровым лучикам этого солнышка, сделанного из пластичной взрывчатки, длинные узкие брикеты и испортил этим всю картину.
Отойдя на шаг, он полюбовался своей работой и сказал:
– А теперь – вот это.
И воткнул в кривой пластидовый круг сразу шесть взрывателей.
– А еще – вот это.
И соединил их с маленькой черной коробочкой, на которой сразу же загорелся красный светодиод. Коробочка повисла на проводах, он любовно поправил ее и достал из рюкзака еще одну коробочку, побольше.
Вытащив из нее короткую антенну, он откинул предохранительную пластину и щелкнул оказавшимся под ней тумблером.
Сразу же на обеих коробочках синхронно замигали еще и зеленые огоньки.
Генри сделал лицо сумасшедшего, пустил из угла рта тонкую струйку слюны и, скосив на нас безумные глаза, ласково сказал:
– А теперь мы нажимаем на эту кнопочку…
И поднес палец к этой самой кнопочке.
– А может, нам на всякий случай отойти подальше? – нервно поинтересовалась Наташа.
Генри заржал и торжествующе произнес:
– Это тебе за тупого американца. Один – один.
Потом он вытер слюну и задумчиво сказал:
– А отойти подальше не мешало бы. Леди права.
Я огляделся и предложил:
– Пошли к девочкам!
И указал на дверь, ведущую в гарем.
– Это мысль, – оживился Генри и мы одновременно посмотрели на Наташу.
– Даже не надейтесь, – сказала она злорадно, – я пойду с вами.
– О’кей, – сказал Генри и двинул десантным башмаком по двери, за которой нас ждали курочки Аль Дахара.
Дверь с грохотом распахнулась, мы выставили стволы, но в комнате площадью метров сорок было пусто. Помня о недавней ловушке, мы внимательно осмотрели дверной проем, все было вроде бы в порядке, и я первым не без содрогания перешагнул порог. Меня не нашинковало, и Генри с Наташей последовали за мной. Дверь в противоположной стене тоже оказалась без сюрпризов, зато в открывшейся за ней комнате мы обнаружили двух бледных от страха безбородых толстяков, которые, увидев нас, заслонили своими жирными сиськами следующую дверь и испуганно заголосили тонкими голосами.
Генри прислушался к тому, что они говорили, усмехнулся и сказал, кивнув на них:
– Это евнухи. Говорят, что если мы увидим жен Аль Дахара, он убьет их.
Сказав это, Генри наставил на евнухов пушку, состроил ужасную гримасу и что-то сказал. Евнухи задрожали, но не двинулись с места и всем своим видом выказали решимость умереть, но не сдаться.
– Смотри-ка, – с веселым удивлением сказал Генри, опуская пистолет и отворачиваясь от них, – кастраты, а смелые! Ладно, я надеюсь, что мы достаточно удалились оттуда.
Он снова повернулся к евнухам и спокойно заговорил с ними. При этом он показывал пистолетом то на дверь, через которую мы вошли, то на боковую стенку, и я понял, что он объясняет им, что неплохо бы в сторонку отойти, а то сейчас как бабахнет…
Те только испуганно жмурились и отрицательно мотали головами. Генри махнул рукой и сказал:
– Черт с ними. Отойдем к той стене, ну а там…
Мы отошли, и он сказал:
– Откройте рты.
Мы с Наташей торопливо выполнили ценное указание, и Генри, который тоже приоткрыл рот, нажал
