На следующий день Готелл исполнил обещание, продемонстрировав новое здание старому компаньону и его очаровательной русской знакомой.
– Это не банк, это цитадель! – разглагольствовал он, управляя небольшим электрокаром, в котором сидели его гости.
Электрокар принадлежал вообще-то строительной компании, продолжавшей работы в здании, но дело об угоне, как заметил уверенно Готелл, возбуждать не станут.
– Я не совсем понимаю, Вальтер, – сказала Анжелика, – вы еще строитесь или уже открылись?!
– Мы еще строимся, но уже открылись! – сказал Готелл. – Банк функционирует, а что касается стройки, то это маленький ресторанчик, который будет обслуживать наших клиентов.
– Комплексное обслуживание! – заметил с улыбкой Гюнтер.
– Идем в ногу со временем! – ответил его товарищ. – Я всегда мечтал иметь собственный ресторан.
Готелл не стал вдаваться во все подробности системы безопасности. Но достаточно было взглянуть на обилие камер слежения, каменные лица охранников и толстые бронированные двери, которые по сигналу тревоги автоматически блокировали помещения банка, чтобы понять – Готелл не преувеличивал, называя свой банк самым надежным в стране, а возможно, и во всей Европе!
– Это второй форт Нокс! – завопил он совсем несолидно на ухо Гюнтеру, благо никого из сотрудников рядом не было.
Глядя на его самодовольную физиономию, Лике вдруг нестерпимо захотелось, чтобы этот неприступный банк кто-нибудь все-таки взял. Может быть, так и случится – ведь непотопляемый «Титаник» пошел в конце концов ко дну!
Готелл продолжал фантазировать – по его мнению, скоро банковская система должна была рухнуть из- за нескончаемых налетов, так что останется один-единственный банк Вальтера Готелла!
– Не удивлюсь, если ты и финансируешь этих налетчиков! – заметил по этому поводу Гюнтер.
Готелл поднял руки.
– Ты меня раскусил, придется убрать тебя, старый друг, чтобы ты не открыл никому мой секрет…
– Ты ведь меня знаешь, Гюнтер! – сказал Готелл. – Я друзей не предаю, но интересы государства превыше всего…
В следующий момент они наткнулись на какие-то газовые баллоны, и Анжелика выскочила из электрокара, сообщив мужчинам, что не желает погибать в расцвете лет из-за их дурацких шуток.
Вальтер принес свои извинения за неумелое вождение и в качестве компенсации немедленно пригласил ее и Гюнтера в ресторан. Поскольку его личный ресторан все еще пребывал в стадии строительства, отправились в другой, уже давно отстроенный. За рулем на этот раз был его личный шофер. Это был хороший вечер, хотя Лику немного раздражало поведение Штессмана и Готелла, совершенно не соответствовавшее ее старым представлениям о людях большого бизнеса, тем более – немецкого бизнеса!
Но, с другой стороны, наверное, так и должно было быть – мир не состоит из людей, думающих только о делах. К счастью для мира. Омрачало настроение Маркизы и еще одно обстоятельство – она стояла перед неприятной дилеммой. Вопрос с деньгами нужно было решать как можно скорее. С каждым днем положение Самошина становилось все более отчаянным. Рано или поздно она должна была сказать обо всем Штессману, и промедление будет мучительно в первую очередь для нее самой.
Она сделала это той же ночью, когда Гюнтер лежал рядом, после любви. Выбрала момент, руководствуясь женской хитростью. Узнав, о какой сумме идет речь, Штессман несколько минут молчал. Похоже, для него это было таким же шоком, как и в свое время для самой Лики.
– Зачем? – спросил он, наконец. – У тебя какие-то неприятности?
Лгать ему не хотелось. Их отношения и так были построены на лжи, и все в них было ложью. Да и что она могла придумать? Что деньги нужны на сложную операцию ее несуществующему ребенку? Штессман проверит. С другой стороны, признаваться, что она стала объектом шантажа, тоже было невозможно. Пришлось бы объяснять причины, по которым ее шантажируют.
– Есть человек, который был дорог мне, и он попал в беду… – неохотно ответила она.
Услышав имя Самошина, Штессман недоверчиво посмотрел на нее. Он не следил за светской хроникой, но ему это имя было знакомо.
– Ты его знаешь?
Лика вздохнула.
– Я любила когда-то его… – сказала она и не покривила душой – этот мерзавец в самом деле был ее первой любовью!
Как не хочется расписываться в собственной глупости, но из песни слов не выкинешь. Это она и попыталась объяснить Штессману. Тем не менее, похоже, он все-таки был уязвлен, и его можно было понять. Впрочем, немец философски относился к жизни, и в этот раз хладнокровие ему не изменило.
– Я не могу тебе помочь! – сказал он. – И не потому, что ревную! Если я дам тебе эти деньги, то серьезно пострадает мой бизнес. Во-первых, потому что два миллиона долларов для меня большая сумма – я не арабский шейх и не ваш «новый русский». Мои деньги вложены в компанию, и изъятие столь солидного капитала пагубно отразится на ней. А компания – это не только я, это десятки и сотни людей. У меня есть обязательства перед ними, и я не могу поступать столь необдуманно! Кроме того, есть еще такой фактор, как репутация… Если выяснится, что я помог ему выпутаться, Готлиб Крюгер подключит прессу, и я окажусь под прицелом. Они и на тебя, кстати, смогут выйти, ты об этом подумала?
– Это пустые отговорки, Гюнтер! – возразила она. – Я уверена, что нетрудно устроить все так, чтобы передача денег была анонимной и никакой угрозы ни для меня, ни для вас не представляла!
– Это смешно! – возмутился он и кажется, вполне искренне. – Ты просто не понимаешь, о чем говоришь. Я не бандит! У вас, в России, такой человек, как я, может быть авторитетом в криминальном мире, но здесь, в Германии, все совсем по-другому. Я всего лишь бизнесмен, и если бы я вздумал поддерживать отношения с такими людьми, меня легко было бы дискредитировать в глазах общественности.
Он понял, что разубеждать девушку бесполезно, и любовники разошлись по своим комнатам, не говоря больше ни слова. Через двадцать минут Гюнтер снова пришел. Анжелика сидела в кресле и смотрела на улицу, на ней был халат, в руке – любимая ментоловая сигарета. Он заметил, что ее лицо прояснилось, словно она приняла какое-то решение. Окончательное решение, и это его напугало.
– Ну и что ты собираешься теперь предпринять?
– А что я теперь, по-твоему, могу предпринять?
Штессман прислонился к стене и посмотрел на нее задумчиво.
– По-моему, ты не отступишься! Будешь искать эти проклятые деньги во что бы то ни стало, даже если, как это говорится, – сложишь голову?
Анжелика раздраженно покосилась на него. Она всерьез рассчитывала на помощь немца, но теперь, кажется, об этом можно было забыть. Все-таки последний шанс она решила использовать.
– Вот именно! – сказала она, отвечая на его последнюю фразу. – И я рада, что ты это понимаешь… Если я тебе дорога, возможно, ты не захочешь, чтобы я рисковала своей свободой, а может, и жизнью!
– Ты мне дорога! – подтвердил он. – Именно поэтому я и не хочу давать тебе эти деньги. Я не хочу!… Не хочу выручать этого человека!
Его руки скользнули по ее плечам, вниз, она выронила сигарету на паркет.
– Анна, Анна! – прошептал Штессман, целуя ее лицо.
Она разомкнула наконец губы, отвечая на его поцелуй. Он впился в ее рот, как сумасшедший, и распахнул ее халат, пробираясь к телу, еще горячему после его недавних ласк. Девушка опустила голову ему на плечо. Взгляд ее бесцельно блуждал по картине, висевшей на стене напротив. Он оголил ее грудь и приник к соскам, покусывая и целуя их. Против своей воли, Анжелика почувствовала возбуждение. Всадники на картине преследовали вепря. Все детали, лица, фигуры, животные и собаки на переднем плане были тщательно выписаны, но статичны. Картине недоставало жизненности.
Ей вспомнился Лаевский – любитель охоты. Пальцы Штессмана тем временем пробежали по внутренней поверхности ее бедер. Анжелика на мгновение свела бедра, когда пальцы любовника коснулись ее лона, но тут же развела их шире, предоставляя ему полный доступ. Она откинулась в кресле, картина с охотой уплыла из поля зрения, теперь сквозь полуприкрытые веки она наблюдала потолок с лепниной. Немец спустился ниже с поцелуями, и девушка ощутила поцелуй на своих половых губах. Она застонала от
