Лекарь склонился над Коршем, приложился ухом к его груди. Потом повернулся и сказал плачущим голосом:
— Что хотите со мной делайте, но он уже мертв…
Олега будто холодом обдало. Он медленно подошел и склонился на колени перед князем. Лицо его было спокойно и отстраненно, будто он что-то знал такое, чего не знали окружающие. Олег никогда в жизни не плакал, но тут нечаянная слеза покатилась по его щеке. Он поцеловал своего друга в лоб и ушел, не оглядываясь…
В тот же день меряне увезли своего князя в родные края, чтобы похоронить по своим обычаям.
По возвращении в Новгород между Рюриком и Олегом состоялся серьезный разговор. Был поздний осенний вечер, за окнами темень, завывал северный ветер, на столе горела свеча. Рюрик ходил по горнице, его тень на стенах то уменьшалась до нелепой приземистой фигуры, то увеличивалась до невероятных размеров. Он говорил медленно, заставляя вслушиваться в каждое слово.
— Княжество Новгородское устоялось в определенных границах. Нам надо подумать, как защитить наши земли. Я думаю, что с запада хорошо нас прикрывает Изборск, а с севера — Ладога. Они стоят на важных направлениях, их и надо в первую очередь укрепить. Я подсчитал доходы от дани и пришел к выводу, что их хватит на каменные крепостные стены в этих двух городах. Видел я такие сооружения в Европе, надежная защита от любителей лихих набегов.
Он посмотрел на Олега. Тот легонько кивнул головой в знак согласия.
— Далее мои соображения касаются торговых путей. Сначала займемся тем, который идет из Балтийского моря в Черное и далее в Византию. Ладога запирает вход в реку Волхов, там мы устроим казенный дом для досмотра, взвешивания и оценки товаров у приезжих купцов. Второй такой дом возведем на торговой дороге, которая ведет к Днепру. Я там приглядел селение Гнездово. Превратим его в крепость, поставим надежную стражу. Так что будем держать в руках всю торговлю на этом пути, большой доход потечет в нашу казну.
Рюрик сел напротив Олега, забарабанил короткими толстыми пальцами по столу.
— А теперь задание большой важности хочу поручить тебе, — проговорил он, глядя в непроницаемое лицо шурина. — Главная опасность для нашего государства — Хазария. Надо строить крепость на Волге. Тогда мы возьмем в свои руки торговый путь по Волге в Булгарию, Хазарию, а через Хвалынское море в Персию и Индию.
— И где мне придется строить крепость? — догадываясь о задании, спросил Олег.
— Я говорил с купцами, которые ходят этим путем. Они указывают на Тимиревское селение. Стоит на очень выгодном месте, на крутом холме, вокруг дубовые леса, прекрасный строительный материал для крепости. Весной отправишься на место. А пока подбирай мастеров, заготавливай гвозди, скобы и все что надо. Дело нешуточное, хлопот будет много.
— Жаль погиб Корш. Он стал бы мне незаменимым помощником.
— Что поделаешь!
— Его брат стал князем.
— Каков из себя?
— Видел несколько раз. Издали. Пока ничего толком сказать не могу.
Прощаясь, Олег спросил:
— О Вадиме ничего не слышно?
— Пока нет. Ушел в другие леса. Но вот интересное сведение мне поступило. Будто в Новгороде у него сторонники стали собираться для каких-то разговоров. Надо бы заняться ими…
V
Вадим, после того как его спугнул со своим отрядом Олег, обосновался недалеко от реки Волхов. Место выбрал не зря: недалеко проходили водный и грунтовой пути из Ладоги на Новгород.
Сначала были построены шалаши. Ставились жерди, вверху их связывали мочалом и закрывали еловыми лапами, которые спасали от дождей. Посреди шалаша зажигали костер, вокруг него ложились на ночь; ночью ворочались, согревая то один, то второй бок.
Однако наступили холода, начались морозы. Заспится человек, а под утро с внешней стороны то одежда при мерзнет, то волосы. Кое-кто простудился, стали болеть. Вадим понимал, что надо срочно менять жилье.
Первой мыслью было идти к селянам. Но выясни лось, что деревушек вокруг немного, в каждой из них по пять-десять домов, а в починках и того по одной-две избы. Избушки маленькие, состояли, как правило, из одной комнаты, семьи большие, и без пришлых ступить некуда; спали в них не только на скамьях, печи, но и на полатях и полу.
Собрал отряд, спросил мнение как быть. Тут же некоторые предложили на зиму разойтись по домам, а весной собраться снова на этом месте. Вадим не возражал. Ушло большинство. Осталось двадцать с небольшим человек, кому деваться было некуда. Решили на зиму рыть землянки. В отряде, оказалось, пять топоров и три лопаты. Маловато для такого дела. Тогда Вадим послал в Новгород к купцу Будимиру ходока, чтобы тот доставил им необходимые приспособления, а также еды. Велел подробно рассказать о положении в отряде, разузнать, что творится в городе.
Ходок вернулся через десять дней на подводе со всем необходимым. Рассказал, что в Новгороде вокруг купца сбилось до ста человек, готовых в любую минуту выступить против Рюрика, только ждали знака от Вадима. Теперь, говорит купец, из-за безделья может наступить разброд, а еще хуже, как бы слух о заговорщиках не достиг князя, тогда всем не сдобровать и все задуманное может порушиться, и он боится, что навсегда. Зря, дескать, Вадим позволил своим бойцам разойтись по домам.
Вадим и сам понимал, что поспешил распустить отряд. Но приходили вести из города сначала неутешительные, мало удавалось привлечь людей, сообщали о двадцати, тридцати участниках тайного общества, а тут сразу — сто!.. Знать бы неделю раньше, повел людей на крепость, ударил изнутри и снаружи, не устоял бы Рюрик. А сейчас поздно, разбрелись его люди, разве соберешь… Видно, придется отложить до лета.
Для землянок выбрали небольшой холм с сосновыми деревьями. Разбились по четыре человека, принялись за рытье ям. Вадим, истосковавшись по работе, без устали кидал землю, точно заведенный. Лопата в его крепких руках казалась игрушкой.
Потом стали валить небольшие деревья, очищать от веток, рубить на части, укладывать стены, потолок. Навесили двери, соорудили лежанки. Посредине землянок разложили костры, дым пошел в дверь. Он разъедал глаза, от него кашляли, но все были довольны: прогорали березовые дрова, дверь закрывалась, внутри было тепло, а порой и жарко. Зимовать можно!
Вадим от нечего делать ходил по окрестным селениям, беседовал с жителями об их житье-бытье. Кто-то из них промышлял в лесу, кто-то ковырял сохой землю, иные занимались бортничеством; жили не богато, но и не бедствовали.
— Вот приготовили меха и мед для полюдья, — говорил крепкий сорокалетний мужик с окладистой бородой и живыми голубыми глазами; нос с широкими ноздрями был несколько великоват, он вертел им, словно принюхивался ко всему окружающему. Звали его Хлыстом. — Дань посильная, мы ее веками платим. Еще прадед платил князьям новгородским. Сколько их за нашу жизнь сменилось! Помнится, дед мой пытался перечислить: и Владимир Древний, и Столпосвят, и Избор, и Бравлин Первый, и Бравлин Второй, и Буривой, и Гостомысл… Потом пошли посадники, а теперь, говорят, уселся Рюрик, внук князя Гостомысла. Из-за границы вроде приехал. Но — ничего! Из-за границы, так из-за границы. Все равно, наших славянских кровей… Жить можно. От недругов нас защищают. Жаловаться нечего, спокойно живем.
— Да вот говорят, что этот Рюрик на вольности новгородские пытается посягать, — осторожно сказал Вадим…
— На наши вольности никто не покушался, — возразил мужик. — Мы как жили, так и живем. Может, в Новгороде, какие перемены произошли?
— В том то и дело, что Рюрик хочет ущемить права вече и усилить княжескую власть…
