обрывами везде, кроме той стороны, где висел карниз.
Фотографу очень понравилась точка съемки. После обычной суеты с выдержкой и диафрагмами он заявил, что готов. Я начал громкий отсчет своей девушке-лавинщице на огневой позиции: «Три, два, один — ОГОНЬ!»
Тетритол разнес карниз вдребезги. К небу поднялся столб снега и снежной пыли. Обломки карниза, выпадая из облака на склон, вызвали лавину из снежной доски. Снежные блоки разрывались на деревьях, как снаряды. Это была славная лавина. Когда я взглянул на фотографа, то увидел, что он опустил камеру и, как завороженный, смотрит на снежное облако. Он стал жертвой некоторых особенностей процесса фотографирования. Через видоискатель все выглядит маленьким и далеким. Опустите камеру — и сцена перед вами внезапно вырастет в крупный план. Лавина проходила мимо нас справа налево на расстоянии около 10 м. Фотографу показалось, что она падает прямо на нас. Он начал бегать кругами, как кролик, пойманный в загон. Куда бы он ни бежал, везде был обрыв. Потом нам пришлось везти его с горы на санях. Если он и сделал какие-либо фотографии, то они были столь своеобразны, что, насколько я знаю, нигде не были помещены.
Обратите внимание на плотную гладкую поверхность более старого карниза, раположенного под взорванным.
Этот фотограф должен считать меня своим злым гением. Нам пришлось снова встретиться при столь же драматических обстоятельствах на зимних Олимпийских играх 1960 г. в Скво-Вэлли.
Приближение к лавинам и сбрасывание их взрывчаткой были очень эффективными мерами в борьбе с ними. Это придало мне мужества для внесения следующего предложения. Взрывы были очень хорошим средством, но подготовка к ним требовала слишком много времени. Бывали обстоятельства, например в разгар метели, когда было слишком опасно карабкаться на Растлер-Фейс, Лоун-Пайн, Стоункрашер и на другие горы. Число лыжников возросло. Им нужно было больше места, и надо было быстро его подготовить. Проектировался новый подъемник. Это подставляло лыжников под удары с Болди — места, которого мы вообще не могли достичь таким способом. Мне нужна была артиллерия. Почему бы пехотинцу и не пожелать этого?
Инспектор Козиол выслушал мою просьбу. Лично он был за артиллерию, но считал, что вряд ли что- либо можно сделать через Лесную службу. Реакцию высокого начальства можно было предсказать: «Артиллерия в лыжном районе?! Никогда!»
Козиол действовал в Солт-Лейк-Сити, Херберт нажимал в Вашингтоне. Однажды меня известили из конторы инспектора, чтобы я приготовился развлекать национальных гвардейцев Юты, прибывающих стрелять по лавинам из 155-миллиметровых гаубиц. Сто пятьдесят пять миллиметров! В таком узком ущелье взрывная волна выбьет все стекла в Алте. Я спросил, не будут ли они любезны привезти с собой что-нибудь менее подавляющее, например 75-милли-метровки?
Национальная гвардия прибыла в двух огромных трехосных грузовиках и одном джипе, буксируя нечто, оказавшееся французской 75-миллиметровой пушкой времен первой мировой войны Эта древность использовалась для торжественных салютов у Капитолия штата. Я вспомнил, что французская 75- миллиметровая пушка была лучшим полевым орудием в первую мировую войну.
Национальные гвардейцы привезли с собой стаю репортеров, которые, к сожалению, требуют действий. Если им обещают, что будут какие-то действия, а на деле ничего не происходит, они способны подшутить. Я отозвал их в сторону и подробно объяснил, что это всего лишь учения и испытания орудий, что снег сейчас очень устойчив и никаких лавин не ожидается. Они правильно меня поняли и в своих статьях вовсю расписывали точность стрельбы по лавинным мишеням.
Мудрость этого инструктажа была продемонстрирована через пару лет, когда Управление шоссейных дорог штата Колорадо устроило аналогичный спектакль. Событие было расписано за недели вперед с небывалым шумом. Естественно, что, когда пришел наконец великий день, снег был устойчив как цемент. На глазах у жаждущей публики артиллеристы буквально изрешетили гору снарядами, не вызвав ничего, кроме очень мелких лавинок. Пагубные последствия такой нелепой рекламы привели к тому, что в течение пяти лет в горах Колорадо тормозились работы по борьбе с лавинами.
Артиллеристы любят стрелять Капитан Элкинс из Национальной гвардии Юты с радостью вел беглый огонь, поражая каждую цель, которую я ему предлагал, и прося еще целей. Как демонстрация силы, это был полный успех. С шоссе напротив гаража Лесной службы орудие могло стрелять в секторе 180° — от хребта Петси-Мерли на востоке через Иглз-Нест, Растлер, Лоун-Пайн и Болди до Перуанского хребта, т. е. почти по всей лыжной территории с одной позиции. Чтобы покрыть ту же площадь с использованием взрывчатки, часто нужно было потратить три дня.
С оперативной точки зрения имелись и серьезные недостатки. Чтобы использовать артиллерию, нам следовало передать заявку за 24 часа. По нашему же режиму мы обычно располагали лишь часом. Во время бурана, когда артиллерия более всего необходима, гвардейцы могли вообще не доехать до Алты, потому что дорога могла быть закрыта. Стрельба в разгар бури была основой всей системы, потому что лавины сбрасывались малыми порциями, а не одной большой массой.
До конца этой зимы я вызывал гвардейцев только в тех случаях, когда был уверен, что лавина сойдет. Но и артиллеристы должны были научиться понимать, что неважно, сходят лавины или нет. Профессионал хочет иметь определенный ответ на вопрос об опасности: есть она или нет.
Помню один случай. Все признаки опасности были налицо. Я рано вызвал гвардейцев, и они прибыли вовремя, одновременно со снегоочистителями. Я даже рискнул бросить провокационное словечко, что этот день может оказаться благоприятным для репортеров.
Автор прицеливается из 75-миллиметровой французской пушки в гору Сьюпи-риор. Это было первое артиллерийское орудие, примененное для борьбы с лавинами в Западном полушарии.
Первый выстрел был сделан в Большой Растлер. После разрыва снаряда все затаили дыхание. Затем Растлер взгорбился и разразился одной из величайших лавин, которые я когда-либо видел на этом склоне; прежде чем остановиться, она прошла еще половину противоположного склона пониже приюта. Здесь пострадал один фотограф, в то время любитель. Мы тогда снимали учебные фильмы: вручали кинокамеру какому-нибудь невинному зрителю, направляли ее в нужную сторону и говорили: «Когда что-нибудь произойдет, нажмите здесь».
Такой кинооператор находился на веранде приюта. Он следил за лавиной по всему ее пути до тех пор, пока снежная пыль не закрыла объектив. Он опустил камеру, чтобы посмотреть, в чем дело, и увидел лавину крупным планом. Говорят, он отступал шаг за шагом, пока не достиг каминной трубы. По общему мнению, отпечаток его спины еще виден на кирпичах. Результат был великолепен. Возможно, это был лучший фильм до тех пор, пока Джон Херман не заплатил жизнью за еще лучший.
Когда капитан Элкинс обратился ко мне с вопросом, куда еще стрелять, я спросил, помня о генерале, стоящем позади нас: «Ну, если в дикобраза на дереве в Лоун-Пайн?»
Дикобраза там не было, но снаряд попал в дерево, и с Лоун-Пайн сошла такая лавина, что она перепрыгнула прямо на Коркскру и опустилась в следующем логе. Куда бы мы ни стреляли в этот необычный день, везде сходили лавины. Великолепная реклама!
На вторую зиму мы кое-что изменили. Пушка и боеприпасы оставались в Алте. Как я уже говорил, у нас было много помощников, и единственное, в чем мы нуждались, был артиллерист, который производил бы выстрел. Но для того чтобы артиллерист прибыл, все еще требовалось 12 часов. Однажды, уже третьей зимой, капитан сказал мне: «Монти, ведь неудобно же все время носиться взад и вперед по ущелью. Почему бы тебе не стрелять самому?»
