котелок с гречневой кашей. Каша была холодная, и положенный в нее кусок бараньего жира лежал и не таял.
— Да ты бы хоть подогрел эту размазню, — сказал Аверьянычу Лазо. — С такой еды у тебя Василий Андреевич ноги скоро протянет.
Аверьяныч схватил было котелок, чтобы идти разогревать кашу, но Василий Андреевич остановил его:
— Не надо, не надо. В такую жару холодное лучше.
Пододвинув к себе котелок, он принялся есть и похваливать невкусную, всем давно надоевшую кашу.
Пообедав, он велел подать себе коня и поехал выяснять, что за люди мародерствовали в степи.
Перед вечером в вагон к Лазо ввалился грузный и широченный в плечах мужчина с рыжими, торчащими, как пики, усами, с маузером на бедре и двумя гранатами у пояса. На ногах у него были лакированные с пузатыми голенищами сапоги, на голове дорогая каракулевая папаха с алым верхом.
— Здорово! — приветствовал он Лазо густым скрипучим басом.
— Здравствуйте, товарищ!
— Ты, что ли, будешь Сергей Лазо?
— Да, чем могу служить?
— Я Лавров, командир отряда иркутских анархистов. Прибыл сегодня с моими хлопцами бить Гришку Семенова.
— Очень рад, — вежливо, но сухо сказал Лазо, разглядывая Лаврова внимательными, ничего не упускающими глазами. А Лавров бесцеремонно развалился в кресле у стола, оглядел вагон и с сожалением произнес:
— А ты, паря, бедно живешь, очень бедно. Хвати, так гостя-то и угостить нечем. Не годится так командующему фронтом жить.
— Ну и что же из этого следует?
— То и следует, что не живешь соответственно чину.
— А вы что же, собственно, в гости ко мне прибыли или за назначением? — задетый его словами, спросил Лазо.
— Экий ты, братец, строгий. Сразу и в амбицию вламываешься, — принялся Лавров раскуривать фарфоровую трубку с длинным мундштуком. Раскурил, затянулся два раза и спросил: — Обедом-то, надеюсь, угостишь?
— К сожалению, кроме гречневой каши, ничего предложить не могу.
— Что же, сойдет и каша, если к ней соответствующее прилагательное сделать. Бутылка водки, думаю, найдется?
— Водки не держу. Так что ничего у нас с вами не получится. Давайте лучше о деле поговорим. Какой численности ваш отряд?
— Без малого восемьсот гавриков.
В это время в вагон вошел Василий Андреевич. Он громко рассмеялся:
— Не красноармейцев, значит, а гавриков. Что это за пренебрежительное отношение к своим бойцам?
— Кто это такой? — не удостоив Василия Андреевича ответом, не взглянув на него, спросил Лавров у Лазо.
— Мой помощник по политической части.
— Комиссар, значит? — иронически хмыкнул Лавров, шевеля усами. — То-то и суется во всякую дыру. И как только ты терпишь этого надсмотрщика над собой…
Густые черные брови Лазо сошлись у переносья, дрогнули обветренные губы:
— Это еще что за хамство, гражданин Лавров! Комиссары нужны нам для пользы дела, и они у нас будут. Агитацию разводить против них мы никому не позволим.
— Да целуйся ты со своими комиссарами, если уж так они милы тебе. Только в мой отряд их не присылай. Толку я в них не вижу.
Видя, что Лазо гневно нахмурился, Василий Андреевич сказал ему:
— Подожди, Сергей. Разреши мне потолковать с Лавровым.
— Не о чем нам с тобой толковать, — хмуро прорычал Лавров. — В разговорах ты, конечно, собаку съел, а хвати, так не знаешь, как у винтовки затвор собрать.
— Допустим, это правда. Но ведь ты и сам воевал до сих пор только на иркутских базарах. Видел я, как штурмовал ты со своими молодчиками в прошлом году там магазины и винные склады. Так что героя из себя не строй… А теперь скажи: зачем ты сюда приехал?
— В бабки играть, — ухмыльнулся Лавров.
— Ты зубы не скаль. Я серьезно спрашиваю: зачем ты пожаловал на фронт?
— Воевать приехал. Кажется, это каждому дураку ясно.
— Тогда получай у командующего предписание и сегодня же отправляйся на передовую. В тылу околачиваться нечего. Не успели твои молодчики появиться, как занялись мародерством.
— Откуда ты это взял? Во сне пригрезилось?
— К сожалению, нет. Сегодня твои люди пытались угнать у бурята овец и чуть не убили меня, когда я погнался за ними.
— Да не может этого быть! У меня насчет мародерства строго.
— Строго, не строго, а все следы ведут в твой отряд. Я это сам проверил сейчас.
— Ах они мерзавцы! Да я им за такое дело головы пооткручиваю, — с явным притворством возмутился Лавров.
— Головы им можете не откручивать, — сказал Лазо, — но арестовать их придется. Для суда над такими людьми у нас существует ревтрибунал.
— Понятно, товарищ Лазо, — сказал Лавров и, немного помедлив, попросил отвести для него участок на передовых.
— Хорошо. Участок вы получите, — жестко сказал Лазо, в упор глядя на Лаврова, — но вы обязаны соблюдать дисциплину и воевать, а не барахольничать. И еще одно: если мы сочтем нужным, мы назначим к вам комиссара.
— Ладно, — приглушенно прохрипел Лавров, — раз уж такие у вас порядки, присылайте и комиссара.
Лазо многозначительно взглянул на Василия Андреевича и пригласил Лаврова к столу, на котором была развернута карта района боевых действий. Он показал карандашом на бурятский выселок Дырбылкей и приказал Лаврову с его отрядом расположиться на этом выселке. Там сейчас занимал окопы отряд черемховцев, который нужно было сменить и перебросить под Шарасун.
Лавров вытащил из кармана спичечную коробку, взял из нее спичку и стал измерять ею расстояние от выселка до железной дороги. Потом сказал:
— Что-то больно далеко ты меня от линии посылаешь. Дал бы мне участок поближе.
— Бросьте торговаться.
— Ну что же, раз так, то пусть будет Дырбылкей, — нехотя согласился Лавров и, распрощавшись, ушел из вагона.
Едва он вышел, как Василий Андреевич сказал Лазо:
— А все-таки, должно быть, придется прогнать его ко всем чертям. Пользы от его отряда не жди. Один вред.
— Дорогой Василий Андреевич, прогнать его никогда не поздно. Я не верю ему так же, как и ты. Но если прогнать его без достаточных оснований, некоторые товарищи из Центросибири подымут большой шум. Они считают до сих пор, что с анархистами можно сотрудничать. Но это, по-моему, только иркутская точка зрения. — Помедлив, он вдруг весело, с загоревшимися глазами сказал: — Поеду-ка я, Василий Андреевич, на передовые! А зачем еду — сейчас скажу. Попрошу только к карте.
На карте, между Тавын-Тологоем и китайским городком Маньчжурией, проходила вдоль границы узкая извилистая дорога. Там, где над долиной нависал выступ западного отрога пятиглавой сопки, был воткнут в карту желтый флажок.
