прибыл на фронт. Нахожусь в поселке Соктуй-Милозан. Жду указаний насчет дальнейшего маршрута вверенного мне отряда, а также прошу, по возможности, снабдить меня патронами и хотя бы одним пулеметом. Пулеметчики у нас имеются. К сему Махоркин, Иван Анисимович».
Василий Андреевич попытался представить себе на минуту этого Ивана Анисимовича и решил, что он непременно мужчина в годах, обстоятельный и серьезный: поступки свои обдумывает, слова — взвешивает. Уж если приискатели, народ горластый и придирчивый, выбрали его своим командиром, значит, он заслуживает этого вполне, хотя боевого опыта у него, конечно, нет. «Обязательно надо побывать у него», — сказал себе Василий Андреевич и взялся за новое донесение.
Командир Черемховского социалистического отряда Дудуев, известный на весь фронт сквернослов, которого Лазо в шутку обещал наградить золотым оружием, если он бросит свою дурную привычку, доносил: «Сегодня противник с утра шпарит по нашим позициям из артиллерии. Сидим в своих дырах, как страусы на яйцах. Воды со вчерашнего дня в глаза не видим. Водовоза вместе с верблюдом и бочкой подняло на воздуся шестидюймовым снарядом. Меня самого дважды засыпало землей, отчего я оглох на оба уха. Прошу с наступлением темного времени подкинуть нам грузовик с водой. Без воды нам будет труба. Но можете быть спокойны — умрем, а своих позиций не оставим».
Василий Андреевич знал, что значит в такую жару не выпить за целые сутки ни капли воды. Черемховцам негде укрыться от палящего яростно солнца. Они сидели в мелких окопах, с трудом отрытых на голом каменистом бугре. Вокруг них расстилались пышущие жаром пески да чахлые травы. Ближайший источник с питьевой водой находился от них за десять верст, ближайшее жилье — за тридцать. Достать на месте телегу и новую бочку они не могли при всем своем желании.
Василий Андреевич приказал разбудить Аверьяныча. Зевая и почесываясь, Аверьяныч предстал перед ним.
— Я вас слушаю, товарищ помощник командующего!
— Жаль мне было будить тебя, Аверьяныч, но надо — ничего не поделаешь. У Дудуева люди сутки сидят без воды. У них бочку разбило снарядом. Надо срочно найти бочку, а лучше две и до рассвета доставить им воду на грузовике.
— М-да, мудреная штука, — сказал Аверьяныч. — А у нас, как назло, ни одной порожней бочки. Очень плохо у нас с этой деревянной тарой. Ума не приложу, что можно сделать. Выписал я бочки из Читы, да ведь они еще когда будут…
Василий Андреевич перебил его:
— Я видел у тебя на складе красную рыбу в бочках.
— Да, но что прикажете делать с рыбой? Ее за один день не съешь! Потом, ведь вода в этих бочках так вонять будет и горчить, что ее в рот не возьмешь.
— А выпарить бочки можно?
— Оно, конечно, сделать все можно, да ведь на все время надо…
Василий Андреевич посмотрел на часы.
— Так вот что, через час бочки должны быть выпарены, промыты и поставлены на грузовик. Можешь взять себе в помощники всех, кого пожелаешь.
Аверьяныч пошел выполнять распоряжение. Прищурив вслед ему темные от раздражения глаза и сердито шевеля мохнатыми бровями, Василий Андреевич крикнул своего адъютанта Мишку Лоншакова. Это был курносый и веснушчатый паренек молодцеватого вида, щеголявший в красных суконных галифе и желтых трофейных ботинках с крагами.
— Я что-то не вижу, Михаил, ничего от Вихрова-Петелина.
— А он третий день о себе не доносит, — бойко отрапортовал Мишка, — словно в воду канул. Вчера без вас мы к нему связных послали, но они не вернулись, — прикрыв ладонью рот, он чихнул и добавил: — Все ищут, надо быть. — Он кончил, вытянул руки по швам и заскучал, потому что говорить ему было больше нечего.
— Плохо. Придется, видимо, мне самому отправиться искать его. Позорит нас перед Лазо. Держится как удельный князь. Придется растолковать ему и бойцам, что без дисциплины толку не будет. Как ты думаешь, сумеем ли мы убедить их в этом?
Мишка снова повеселел, зная, что он поедет вместе с Василием Андреевичем. Он не любил сидеть на месте.
— Подход к ним нужен, — обрадованный доверием к нему Василия Андреевича, сказал Мишка и еще больше подтянулся. — С подходом, ясное дело, убедим.
— Ну что же, попробуем с подходом, — устало улыбнулся Василий Андреевич, зная Мишкины слабости, и велел ему идти помогать Аверьянычу, а сам принялся печатать на машинке дневную оперативную сводку.
На рассвете, когда сводка была уже передана в Читу и Иркутск, он прилег вздремнуть. Но в это время на столе запищал полевой телефон. Василий Андреевич взял телефонную трубку. Звонил командир канского отряда. Он сообщил, что слышит сильную пулеметно-орудийную стрельбу на юго-востоке, в тылу у противника.
— Похоже, что Тавын-Тологой штурмуют, — высказал он свою догадку.
— Тавын-Тологой? — изумился Василий Андреевич. — Надо немедленно проверить! Товарища Лазо сейчас в штабе нет, я сам отправлюсь туда.
Он разбудил Антошку, велел ему заводить машину.
— Да, не забудьте там с Мишкой подкинуть в кузов еще четыре пулеметных ленты и штук десять гранат. Запалы к ним я сам возьму, — крикнул он Антошке вдогонку.
Спустя пять минут «Чандлер» несся в туманную утреннюю степь, оглашаемую криками перепелов и тонким посвистыванием тарбаганов. Антошка вел машину, не разбирая дороги, оставляя в сизой от росы траве широкий темный след. Василий Андреевич в накинутой на плечи шинели сидел с ним рядом, а Мишка, вцепившись в ручку пулемета, готов был в любую минуту открыть огонь.
Проехав верст сорок, увидели они в беспорядке отходивших в тыл казаков. Это были коноводы четвертой и пятой сотен Второго Аргунского. Впереди скакал с двумя конями на поводу тонкогубый, с широко расставленными глазами и шишковатыми скулами молодой казак. Это был Алешка Чепалов.
— Стой! — поднялся и вскинул ему навстречу руку Василий Андреевич. — Какой части?.
— Второго Аргунского, — жалобным вскриком ответил Алешка и остановил упаренных в мыло коней.
— Что случилось? Куда летите сломя голову?
— Отступаем.
— От кого? Что-то не видно, чтобы за вами гнались.
— Растрепали нас под Тавын-Талогоем. Которые в цепях были, тех всех покосили. Страсть, что делалось, — зачастил скороговоркой Алешка, воровато кося одичалыми голубыми глазами. От пережитого у него все еще дрожали в коленях ноги, судорожно подергивались скулы.
— Эх, товарищок! — высунулся из-за спины Василия Андреевича Мишка. — В бою не был, а мокра напустил.
— Да-а, не был! Легко сказать — не был. В нас ведь тоже из пушек садили. Одним снарядом у нас побило и искалечило десять коней сразу. Не был!
— От одного… Скажи уж лучше, что достался на ваш пай один снаряд, да и тот шальной, — плюнул от злости Мишка и с размаху сел на место.
В это время подъехали другие коноводы. Задетые словами Мишки, они заговорили все сразу, оправдываясь. Дав им вволю накричаться, Василий Андреевич спокойно и чуть презрительно сказал:
— Все ясно, ребята. Бросили вы в беде товарищей и ускакали. Ради спасения собственной шкуры забыли честь и совесть. Так воевать не годится!
— А ты кто такой, чтобы стыдить нас? — спросил его, хватаясь за шашку, Петька Кустов. — Сам небось в тылу отсиживаешься, в автомобиле катаешься?
— Я помощник командующего фронтом Улыбин… Давайте сейчас же у меня обратно. Иначе вам не миновать расстрела. Вот ты, который хватался за шашку, будь над всеми за старшего и веди их назад. Только скажи мне свою фамилию, чтобы я знал, с кого спрашивать, если вы не исправите свою вину.
Петька, узнавший теперь Василия Андреевича, сразу весь вспотел и нехотя назвал свою фамилию.
